-Убирайся, -говорю я. Солнце исчезло, скрывшись за облаками. Даже солнце не хочет находиться рядом с ним.
Когда я почувствовала, как кровать продавливается под его весом, я не сдалась, а попыталась скрыть дрожь, проходившую по мне.
-Выпей немного воды.
Я оттолкнула холодный стакан, который появился около моей руки. Я даже не вздрогнула, когда услышала, что он упал на пол.
-Тесс, посмотри на меня, -и я тут же почувствовала его руки: холодные, с совершенно незнакомым прикосновением. Я начала вырываться.
Как бы мне не хотелось заползти на его колени и дать ему успокоить меня, я этого не сделала. И никогда не сделаю. Больше никогда. Я не могу больше и я не буду.
-Вот, -Гарри подал мне другой стакан воды со столика, этот не был таким холодным.
Я взяла его инстинктивно. Я не знаю почему, но его имя отдавалось эхом в моей голове. Я не хотела слышать его имя, тем более у себя в голове, ведь это было единственное место, где я была в безопасности от него.
-Ты выпьешь воды, -настаивает он мягко.
Молча, я поднесла стакан к губам. У меня не было сил отказаться от воды со злости, тем более что мне хотелось пить. За секунду я опустошила стакан, не отрывая взгляда от стены.
-Я знаю, ты злишься на меня, но мне просто хочется быть здесь ради тебя - лжет он. Все, что он говорил когда-либо – было ложью, и всегда ей останется.
-То, как ты вела себя, когда увидела меня прошлой ночью….-начал он. Я, почувствовав его взгляд на себе, но все еще не желаю смотреть на него.
-То, как ты закричала… Тесса, мне никогда не доводилось чувствовать такую боль, как тогда…
-Прекрати, - выкрикнула я. Мой голос звучал как-то иначе, не как обычно, и я начала сомневаться, проснулась ли я, или же это очередной ночной кошмар.
-Я просто хочу знать, что ты не боишься меня. Ты не боишься, не так ли?
-Это не из-за тебя, -я справлюсь. И это правда, абсолютная, правда. Он пытается сделать так, чтобы это была боль от нашего расставания, но вс. было из-за смерти отца, и я не могу более чувствовать эту душевную боль.
-Черт, -вздыхает он. И я догадываюсь, что он запустил руки в свои волосы.
-Я знаю, что не из-за меня. Это не совсем то, что я имел в виду. Я переживаю за тебя.
Я закрываю глаза и слышу гром где-то вдалеке. Он переживает за меня? Если бы это было так, вероятно, он не стал бы отправлять меня обратно в Америку одну. Я хотела бы, чтобы что-нибудь случилось по пути домой, чтобы он действительно стал переживать за меня.
С другой стороны, он, возможно, не хотел, чтобы его кто-либо беспокоил. Он был бы слишком занят, настолько, что ничего бы не замечал.
-Ты какая-то другая, детка.
Когда я услышала это прозвище, меня начало трясти.
-Тебе стоит поговорить об этом, обо всем, связанным с твоим отцом. От этого ты почувствуешь себя лучше, -его голос слишком громкий, и дождь барабанит по старой крыше. Я мечтаю о том, чтобы она провалилась, позволив шторму унести меня отсюда.
Кто этот человек, который сидит здесь, рядом со мной? Мне надо говорить о моем отце? Кто он, чтобы сидеть здесь и вести себя так, словно он заботится обо мне, словно он может мне помочь? Мне не нужна помощь. Мне нужна тишина.
-Я не хочу, чтобы ты был здесь.
-Разумеется, ты хочешь. Ты просто сейчас немного не в настроении из-за того что я вел себя как мудак и я все испортил.
Боль, которую мне следовало бы чувствовать в тот момент…она не появилась, ее не было со мной, совершенно никакой. Мои мысли не были заполнены изображениями его руки на моем бедре, когда мы ехали в его машине, его губ, мягко скользящих по моим, моих пальцев, зарытых в его густые волосы. Не было ничего.
Я ничего не чувствовала, потому что приятные воспоминания заменили другие: кулаки, ударяющие по гипсокартону, и та женщина в его футболке. Он спал с ней лишь несколько дней назад. Ничего. Я ничего не чувствовала, и это было так замечательно в конце концов ничего не чувствовать, наконец начать контролировать свои эмоции. Я понимала, что мне не нужно чувствовать то, что я не хочу чувствовать. Мне не нужно помнить то, что я не хочу помнить. Я могла забыть все и никогда больше не позволять воспоминаниям калечить меня.
-Я не хочу, - я не пояснила мои слова, и он попытался вновь прикоснуться ко мне. Я не двинулась. Я прикусила щеку, желая еще раз закричать, но, не желая доставить ему удовлетворение. Спокойная легкость, вызванная прикосновением его пальцев, показала лишь, насколько я была слаба, словно все мое тело онемело.
-Я сожалею по поводу Ричарда, я знаю как…
-Нет, -я убрала руку, -Нет, это не так. Тебе не обязательно приходить сюда и представлять себя так, что ты здесь, чтобы помочь мне, в то время как ты тот, кто причиняет мне больше всего боли. Я не буду больше говорить, -я знала, что мой голос звучал плоско – я слышала его звучание, ведь изнутри я чувствовала себя также пусто и неубедительно, уходи.
Мое горло заболело, я говорила слишком много, мне не хотелось больше говорить. Я просто хочу, чтобы он ушел, я просто хочу остаться в одиночестве. Я снова начала пялиться на стену, не позволяя моим мыслям колоть меня изображениями мертвого тела отца. Я скорбела сразу о двух смертях, и это уничтожало меня, кусочек за кусочком.
Боль даже удаленно не милосердна в таких случаях: боль хочет забрать всю плоть, кусочек за кусочком. Она не сдастся, пока вы не останетесь ни с чем, даже без малейшей тени понимания того, кто вы. Ни боль предательства, ни боль отказа, ничто не сравнится с той болью, когда вы чувствуете абсолютную пустоту. Ничего не ранит сильнее, чем отсутствие чувств, и это отсутствие смысла и чувств похоже на то, что вы, черт возьми, собираетесь сойти с ума.
Но у меня с этим все хорошо.
-Ты хочешь, чтобы я принес тебе что-нибудь поесть?
Он что, не слышал меня?! Неужели он не понимает, что я не хочу, чтобы он находился здесь? Невозможно думать, что он не понял, какой хаос творился у меня в голове.
-Тесса, -он ждал моего ответа. Мне нужно было, чтобы он ушел подальше от меня. Я не хочу смотреть в эти глаза, я не хочу слышать больше никаких обещаний, которые он нарушит, как только он вновь даст волю своей самовлюбленности.
Мое горло болит – мне ужасно больно – но я закричала имя человека, которому действительно не плевать на меня.
-Ноа!
Как только я это сделала, он вошел в дверь спальни, с определенным видом, который говорил о том, что он – сила, которая сможет, наконец, увести Гарри, которого невозможно было сдвинуть с места, из моей комнаты, из моей жизни. Ной остановился напротив меня и посмотрел на Гарри, которого я, наконец, тоже удостоила взглядом.
-Я говорил, что если она будет звать меня, я приду.
Настроение Гарри резко сменилось. Из спокойного, он стал нервным и направил свои колкости на Ноа, и я знала, что он пытался нарушить его умиротворенность. Что это на его руке…гипс? Я взглянула еще раз, достаточно, чтобы быть уверенной в том, что черный гипс покрывает его ладонь и запястье.
-Давай кое-что проясним, -сказав это, Гарри встает и смотрит вниз на Ноя.
-Я пытаюсь не расстраивать ее, и это единственная причина, по которой я все еще не свернул тебе шею. Не думай, что это твоя удача.
В моих мыслях, хаотичных, бессмысленных и поврежденных, я вижу голову моего отца, она запрокинута, челюсти открыты. Я просто хочу тишины. Тишины в ушах, тишины в мыслях.
Я начала сжиматься по мере того, как голоса становились громче, злее, и мое тело умоляло меня выпустить все это, просто выпустить из моего желудка. Проблема была в том, что во мне ничего не было, кроме воды, поэтому кислота сжигала мое горло, пока меня рвало на старое одеяло.
-Черт! – воскликнул Гарри, -Убирайся, черт побери! – он толкнул Ноа с одной стороны, и тот налетел на дверь.
-Ты убирайся! Тебя даже не ждали здесь! – Ной бросился вперед, толкая Гарри.
Никто из них не заметил, как я встала с кровати и вытерла рвоту одним рукавом. Потому что все, что они могли заметить – бесконечную преданность друг друга ко мне. Я спокойно вышла из комнаты, спустилась в холл и вышла через переднюю дверь, и ни один из них не заметил этого.