- Ничего. Я этого не особо как и приметил. Зачем звали?
Архип взглянул на бухгалтера, пытаясь понять, почему вдруг тому вздумалось вызвать его, да еще начать извиняться.
- Я слышал, что вы печник? - спросил Агафон.
- Занимаюсь по случаю, - ответил Архип. - Дымит, что ли?
- Нет, - возразил Агафон. - Нужно вон к той шведке, - кивая через окно на печку, продолжал он, - плиту кухонную пристроить. Сможете?
- А на кой шут она здесь сдалась? - воскликнул Архип. - Тут строитель с женой жили, была плита. А ден двадцать тому назад мне велено было ее сломать. Не хотел я трогать, а управляющий говорит - долой! Ну, я и срубил, а теперь опять? Да это что за карусель такая?! - возмущенно спрашивал Архип.
- Столовую и кухню, Архип Матвеевич, организовать решили для рабочих и служащих, - сказал Агафон.
- Будто бы? - не поверил Архип. - И Захар Петров согласился?
- Сам подал такую мысль...
- Ну-у! Едрена корень! - стуча об пол палкой, крикнул Архип. Теперече наши козы начнут верблюжат родить с двумя кочками. Карусель! Он ить, поди, два года эту канцелярию во сне видел, и вдруг!..
Архип даже присвистнул от удивления.
- Сами видите, что в коридор общежития нельзя войти! - сказал Агафон.
- Не ослеп! Вижу, как девчонки с кастрюльками и половниками мыкаются. Моя жена Настасья сколько разов им намекала, чтобы тут кухню устроить, куда там!
- Беретесь, Архип Матвеевич? - спросил Агафон.
- А когда нужно, чтобы была готова?
- Чем скорее, тем лучше. Магарыч от меня, - сказал Агафон.
- Само собой! Сегодня к вечеру можете блины печь. Кирпич есть, а плиту из свинарника притащим на четыре конфорки. И жарь и парь. Песни пой и коров дой! Разлюли малина какое помещеньице! - восторгался Архип. - Да я для своих девчат такую штукенцию сварганю, с горнушечками, с духовочками...
- У вас большая семья? - спросил Агафон, безмерно радуясь горячему участию этого человека.
- Две дочери и сын. Уже разлетелись. Одна замужем, другие учатся в городе. Мы вдвоем с женкой. Не жалуемся.
- Не могла бы ваша жена для начала в нашей коммунальной столовой быть заведующей, и готовить для всех одиночек общий котел? Конечно, за отдельную плату, - осторожно предложил Агафон.
- Не знаю... - Архип покачал головой и задумался.
- Вы тоже могли бы здесь питаться, если, конечно, желаете.
- Потолкую с ней. Ежели она согласна будет, я перечить не стану. Отчего же не пособить! Вроде коммуны будет, так, что ли?
- В этом роде, - неопределенно ответил Агафон, сам еще не зная, к чему приведет его затея... "Только бы Пальцев не вернулся с поля до вечера, а уж там дальше видно будет".
- Значит, приступать? - спросил Архип.
- В темпе, дядя Архип! Я помогать буду.
- Гоже. Кирпич тут за углом, и глина рядом.
Архип круто, по-военному повернулся и быстро зашагал домой за инструментами. По дороге зашел на ферму и "взбулгачил" всех девчат. В обед они заявились к Агафону всем скопом. Провели на скорую руку комсомольское собрание.
Рослая бойкая птичница, комсорг Тамара Дмитриева в своем выступлении сказала:
- Вы вот, товарищ Чертыковцев, прошлый раз на собрании упрекали нас, что мы занимаемся танцульками и не хотим учиться. А когда нам учиться? Нам иногда даже еду приготовить некогда, на сухомятке больше садим. Выпадает свободное время, постирать надо, погладить, книжку хорошую почитать, в кино сходить, а тут еще похлебку какую надо на два дня сварить, кто на двоих, кто на троих. Где время-то взять? Мы ведь все на скорую руку, больше всего на яичницу нажимаем... Скоро, наверное, сами начнем цыплят выводить от этих яичков.
В конторе, где шло это неожиданное, импровизированное собрание, от девичьего хохота дрожали чернильницы.
- А что вы смеетесь? Разве я неправду говорю?
- Правду! - хором подтвердили девчата. - Жми, Тома! - подзадоривали они свою подружку.
- Мы ведь сколько раз поднимали, как говорят, этот вопрос и трясли за усы нашего Пальцева. Он только обещает новые дома и веселую в них жизнь. А пришло два дома, он один себе собрал, а другой ветеринару. Я не говорю, что они, наши руководители, должны жить в плохих условиях, но ведь и о нас надо позаботиться. Мне даже трудно было представить, что управляющий так расщедрился и пожертвовал своим кабинетом. Уму непостижимо! Он возился с ним, даже сам полы красил... Давайте, девчата, вынесем ему благодарность!
Не успел Агафон и глазом моргнуть, как они заставили его записать все в протокол и тут же единодушно проголосовали.
Он вынужден был подчиниться их требованию. Писал и с ужасом думал: а вдруг случайно вернется Пальцев с поля, и тогда, считай, все пропало. Вся его затея со столовой окончится позором.
Чтобы закрепить решение, он предложил сейчас же перенести из коридора общежития все кухонные и обеденные столы, кастрюли и остальную посуду и расставить в новом помещении.
Предложение было принято, и вся утварь сразу же после собрания была дружно водворена на новое место.
"Ну вот теперь уж их отсюда не выбросишь, - облегченно подумал Агафон. - Тут уже придется иметь дело с целым коллективом..."
- А знаете что, девочки! - застилая столы белыми скатерками, добытыми со дна девичьих чемоданов, говорила Тамара. - Как только станет совсем тепло, мы устроим на веранде чудесную столовую и по вечерам будем чай пить с вареньем и песенки распевать под гитару!
- Женишков сюда завлекем, парнишечков, - вставил возившийся около печки дядя Архип.
- Уж не без этого, Архип Матвеич! - с лукавым прищуром поглядывая на Агафона, подхватила Тамара. - Вечерние зореньки будем встречать. Люблю уральские закаты!.. Шевелись, девчата!
Агафон растроганно двигал бровями, помогал переставлять и устанавливать столы, удивляясь неутомимой веселости девушек и непрерывному задорному смеху.
Они вторглись и в контору. Им приглянулся для посуды как раз тот шкаф, в котором Пальцев прятал портрет. Фанерный, некрасивый, он до этого стоял в красном углу кабинета, но был выставлен в канцелярию. Пальцев, видимо, хотел приспособить его для своих деловых бумаг. Девчата тщательно обследовали все ящики и в самом нижнем обнаружили доску, обернутую плотной бумагой и аккуратно, крест-накрест, перевязанную шпагатом.
- Фанера какая-то! - крикнула одна из девушек.
- Скажешь тоже. Кто станет фанеру в бумагу завертывать? Тут рама вроде. - Тамара попыталась развязать бечевку, но только еще крепче затянула петельку. Не утерпела и проковыряла дырку. Неожиданно отдернув руку, крикнула: - Глаз, девочки! Прямо как живой! Жутко даже!
Девушки плотно обступили Тамару. Над отверстием дрожал обрывок бумаги, оттого и чудилось, что выразительный, в темных ресницах глаз недобро подмигивает.
- Не надо бы, девчата, трогать, - вдруг тихо заговорила подошедшая Настя. Лицо ее посуровело, морщинки сдвинулись к переносице.
- Почему не надо? Ясно, чей-то портрет. Мы пригвоздим его на самом видном месте. Может, тут космонавт или артист какой нарисован.
- Нет, девочки. Лучше уж не трогать. Захар Петров прибрал. Это его вещь.
- Уж раз в апартамент въехали... - Щелкнули ножницы, оказавшиеся у кого-то под рукой. Концы отсеченной шпагатины разъехались, жесткая бумага поползла, зашуршала грубо оборванными краями, медленно обнажая внушительно яркий мундир. Весело щебетавшие девушки притихли. На столе в хаотическом нагромождении бумаг лежал красочный, со всеми регалиями, слегка запыленный портрет генералиссимуса Сталина.
За окном сверкало солнце, все жарче нагревая чисто вымытые стекла.
- А орден Победы, девочки, как всамделишный, - прошептал кто-то. Ветер качнул на окне занавеску, и набежавшая тень спугнула теплый весенний луч, тлевший на четко выписанном ордене. Разглядывали долго, пристально, с затаенным любопытством, еще не сознавая толком, что мудрой и лукавой судьбе, видно, было угодно напомнить им о грозной и неповторимой эпохе, о которой у них, неоперенышей, было пока смутное и трепетное представление.