- Да, он мне так и заявил, что таких, как Голубенкова, надо гнать из партии. А в общем объяснений не дал, сказал, что ему сейчас не до этого. Я повторяю его слова, - проговорил Пальцев и сел.
- Странное объяснение, - покачал головой Молодцов. - Давай, Роман Николаевич, дополняй, а потом уж пусть сам виновник расскажет.
Спиглазов поднялся, оправил добротный темно-серый костюм и, как фокусник, пересортировал в руках пачку блокнотных листков. Видно было, что к выступлению он подготовился основательно.
- Вы, конечно, меня понимаете, что мне не очень приятно обвинять молодого коммуниста в совершенных им проступках. Тем более что его, как добросовестного человека и работника, рекомендовал нам секретарь райкома товарищ Константинов.
- Он и есть добросовестный работник! - не выдержал Ян Альфредович.
- Товарищ Хоцелиус, вам будет предоставлено слово. Не мешайте оратору, - негромко произнес Соколов.
- Хорошо! Я не буду мешать, - не унимался Ян Альфредович. - Только прошу, чтобы поменьше говорили всякой чепухи.
- Я еще, Ян Альфредович, ничего не сказал, - обидчиво продолжал Спиглазов. - А то, что мы здесь слышали, совсем не чепуха. Люди его приняли в дом, поили, кормили, а он оскорбил их, поступил как самый последний хулиган! Вы что, не уразумели, как он вел себя с членом нашего партийного бюро Пальцевым и какое дал объяснение? Исключить из партии Голубенкову! Скажите пожалуйста, персона какая! А самоуправство с машиной? Это что же, опять чепуха? Нам вот сейчас позарез нужен легковой транспорт, мы могли бы подремонтировать и ездить, а вместо этого с нас требуют платить убытки за прогон машины туда и обратно. Я буду настаивать, чтобы все расходы отнести за его личный счет. Кроме того, товарищи, вы смотрите, что получается! В тот день я его пожурил, направил сюда. Не успел он приехать, отправился в поле, самовольно взял трактор Сушкина и начал пахать. Если у нас все счетоводы и бухгалтеры сядут за тракторы, то завтра мы должны их сдать в утиль. - Роман Николаевич, как это иногда бывает, совсем забыл, что сам говорил о других специальностях, когда принимал Агафона на работу. - Я раскаиваюсь: напрасно не снял его с работы тогда же. Предлагаю сделать это сейчас. Считаю, что он не только не достоин быть на работе, но и в партии! У меня все, товарищи!
- Тяжелый случай, - вздохнул Молодцов и предложил выслушать объяснения Чертыковцева.
Агафон поднялся, чувствуя, что в груди его тлеет, противно сосет сердце цепкий, отвратительный паучок глубокой внутренней тоски, ожесточенной, надрывной. На душе до того было мерзко и гнусно, что он не сразу нашел необходимые слова.
- Верно, конечно, - начал он тихо. - Машину я завернул, а акта не составил. Правда, я ее сфотографировал и могу показать снимки. Но это, видимо, не основание. Как работник учета, я должен был составить акт. Верно и то: говорил товарищу Пальцеву, что Голубенкову надо гнать из партии...
- Но почему? - нетерпеливо спросил Молодцов. - Ты объясни!
- Вот именно! - подхватил Спиглазов.
- Не потому, конечно, что она с вами на бахчи ездила, - стараясь сдержать волнение, продолжал Агафон. - Такие дела можно решать и сурово и с улыбкой... Товарищ Пальцев забыл добавить, что мною было сказано по поводу партийности Голубенковой. Я сказал, что она хочет въехать в коммунизм на своем жирном хряке, на бычке Толстобаше, как называет его Агафья Нестеровна, на козах и греть шейку пуховыми платками... Но товарищу Пальцеву невыгодно было упомянуть мои слова, потому что у него тоже два хряка...
- Сегодня же заколю к чертовой матери! - вытирая платком вспотевший лоб, крикнул Пальцев.
- Сало не забудь посолить, а то протухнет, - насмешливо вставил Молодцов, пристально всматриваясь в лицо Агафона широко раскрытыми глазами.
Агафон это заметил и бессознательно сосредоточил на директоре все внимание.
- Неужели и вы, товарищ Пальцев, собирались на своих поросятах куда-то ехать? Если в будущее, то на свиньях его не достигнешь, иронически говорил Агафон.
- Правильно! - неожиданно сказала Глаша и покраснела.
- Не знаю, правильно или нет, но это мое личное мнение. Оно, возможно, не для всех обязательно и не ко всем подходит.
- Это демагогия, товарищи! Пусть дает объяснение по существу! крикнул с места Спиглазов. Лицо его густо побагровело, и ему явно становилось не по себе.
- Ты, товарищ Чертыковцев, поконкретней. Мнения, конечно, могут быть разные... - проговорил Соколов и нерешительно постучал карандашом по столу.
- Ничего, парень, давай крой свое мнение! - запросто подбодрил его Молодцов. Иван Михайлович по привычке взъерошил и без того спутанные волосы, нахмурив темные широкие брови, приготовился слушать.
Наклонив крупную растрепанную голову, Агафон долго не мог собраться с мыслями, переминался с ноги на ногу, словно увяз в грязи. Оправдываться, что он не пил, было противно...
Собравшиеся напряженно ждали, а он все молчал. Со стыдом вспоминая омерзительную сцену с Варварой и все события того дня, чувствовал себя настоящим преступником...
- Выгнал я тогда из своей каморки Голубенкову - это верно, - произнес наконец Агафон. - В одном сапоге был, другой не успел надеть - тоже правильно...
- Вот видите! Признался! - торжествующе выкрикнул Спиглазов.
- Не в чем мне признаваться. Рассказываю, как было, - с трудом проговорил Агафон.
- Давай начистоту, - настойчиво потребовал Соколов. - Подробней. Много выпил?
- Совсем не пил, - твердо ответил Агафон.
- Я могу подтвердить, что Гоша мало потребляет вина, - сказал Хоцелиус. - Ты все-таки подробно расскажи, как это случилось. А то и мне становится стыдно за тебя.
- Ничего я такого не сделал, Ян Альфредович. Пришел из конторы, это было после разговора с товарищем Спиглазовым, когда он приказал мне ехать на ферму...
Ему очень трудно было продолжать. Воспоминания того дня нахлынули с прежней силой. Губы его судорожно дрогнули. Он опасался, что Хоцелиус посвящен во все его прежние дела и вздумает объяснять его душевное состояние. Тогда он совсем уже говорить и оправдываться не сможет.
- Когда вошел в комнату, то увидел беспорядок на письменном столе и понял, что в бумагах кто-то копался, - пересилив себя, продолжал Агафон.
- И вы подозреваете, что это хозяйка? - спросил Соколов.
- Не подозреваю, а уверен, - ответил Агафон.
- Что же она там искала? Может быть, письмишки любовные? - спросил Пальцев. Он был убежден, что вся история произошла на этой почве. - Это тебе не чужих хряков считать, - язвительно добавил управляющий.
- Она искала копию статьи, - не обращая внимания на реплику Пальцева, ответил Агафон. Он уже давно раскаивался, что но подписался своей фамилией, а взял псевдоним, и сейчас решил признаться в своем авторстве.
- Какой статьи? - подняв голову, спросил Соколов.
- Той, что была напечатана в газете, о транспорте нашего совхоза. Это был мой материал. Голубенкова нашла черновики и прочла.
Агафон в упор посмотрел на директора совхоза Молодцова, стараясь уловить выражение его лица.
Иван Михайлович пригладил свой седой всклокоченный чуб и, усмехнувшись, проговорил:
- Хорошо иметь своего корреспондента: если соврет, так всегда под рукой, высечь можно...
Соколов выпустил из рук карандаш и задумался. Опровергать в заметке было нечего, однако письма о подтверждении фактов тоже не посылали. Спиглазов расстегнул воротник вышитой рубахи и сумрачно насупился. Пальцев, торопливо закуривая, устремил серые удивленные глаза на Агафона, словно выискивая в своем бухгалтере особые приметы. Ян Альфредович торжествующе приосанился, а Глаша радостно и откровенно улыбалась, как будто статью написал не этот высокий угрюмый парень, а она сама. Улыбка явно выдавала ее личную заинтересованность. Опытный глаз Хоцелиуса заметил это и прищурился.