- Отлично, детка! Об этом стоит подумать. Может быть, ваше предложение со временем признают гениальным, но сейчас, мне кажется, все-таки придется отвечать за потери.
- Наш ответ прост, Нина Ивановна. Если мы будем часами стоять на поле и спорить о регулировке, то потеряем еще больше. А то, что сейчас уходит в мякину, пойдет на корм скоту. Извините, мне нужно на другой участок, к другим разбойникам, как вы изволили выразиться.
Ульяна повернулась и пошла к стоявшему поодаль Агафону.
- Ну, а мы куда, Роман Николаевич? - не обращая внимания на слова девушки, утомленно спросила Нина Ивановна.
Спиглазов подумал, подумал и пригласил гостью на бахчи, отведать ароматных скороспелых уральских дынь.
Нина Ивановна с радостью согласилась.
Поджидая Ульяну, Агафон сидел в тени соломенной копны и разговаривал с Дашей. За последние месяцы девушка заметно подросла, казалось, еще больше округлилась, но по-прежнему была веселой и беспечной.
- Ужас как хочется за штурвалом поработать. А папашка мой усадил на эту драндулетину, и стала я бочковозом. Сижу верхом на бочке, как дуреха какая, парни гогочут, словно козлы на кошаре. Срамотища! - жаловалась она Агафону.
- Никакого сраму, Даша. Холодная водичка сейчас первейшее на поле дело, - посмеиваясь, успокаивал ее Агафон.
- Ага, значит, тоже агитируете?
- Ну зачем же! И так понятно, Даша.
- Еще бы не понятно! Это папаша в наказание меня послал...
- За что же?
- Потому что замуж собралась... Подумать только! - грустно вздохнула Даша.
- А может быть, рано?
- Агитируете? Десятый класс уже окончила... - Даша натянула мокрую косынку на глаза, откинувшись на солому, продолжала: - Ох, до чего же надоели мне все эти ваши агитации... С того самого дня, как я на свет народилась и стала помнить, только и слышу: не то взяла, не туда пошла, не так хихикнула, не так высморкалась. Мне восемнадцать, а меня все учат, учат, наставляют и совсем не знают, что я живу сама по себе...
Агафону хорошо было знакомо состояние девушки. Он слушал и не перебивал.
- В школе мы трактор прошли, и прошлым летом я с Глашей на практике штурвалила. А батя из меня водовоза сделал. На кой шут нужна мне эта бочковозная механизация? Правильно ребята смеются. Как будто нельзя машину приспособить!
- Сама видишь, что машины едва с зерном справляются, - сказал Агафон.
- Ничего не вижу, совсем слепая и несознательная... По-вашему, раз я девчонка, значит, меня можно в бочку запихнуть. Ты свою агрономшу тоже так агитируешь? - неожиданно спросила она.
Не находя слов, Агафон растерянно заморгал глазами, выдернул из копны пук соломы и снова засунул его обратно.
- Никого я не агитирую, - крутя в руках соломинку, пробормотал он.
- Еще бы! - Даша передернула полными плечиками и приглушенно засмеялась. - Он, мамочки! Даже покраснел студент. Будто бы мы не знаем, что у вас с нею роман...
- Я смотрю, ты слишком много знаешь, - улыбнулся Агафон.
Ему было приятно слушать откровения Даши и в то же время чуть-чуть стыдно. За последнее время у них с Ульяной были добрые, дружеские отношения, и дальше этого пока не шло. После тяжелого разговора в саду они ни разу откровенно не говорили.
- Тут и знать нечего, студентик, - насмешливо продолжала Даша. Тамарка, по которой наш Колька вздыхает, рассказывала нам, как Улечка тебе там, на ферме, яишенки стряпала и молочком подпаивала, как теленочка. Вон она сюда идет. Ладно уж, не стану мешать...
Крепкая, сильная, вся какая-то кругловатая, она ловко вскочила, отряхнула с подола розового сарафана мусор, встала к Агафону спиной, потребовала кратко:
- Смахни солому.
Нисколько не удивляясь ее бесцеремонности, он поднялся и несколько раз провел ладонью по мягкой и влажной спине Даши, сдерживая озорное желание дать ей хорошего шлепка... Она поблагодарила его, обернувшись, на ходу добавила:
- Мы еще с Федькой нашему папаше преподнесем такой кувшинчик, будь здоров!..
Агафон хотел спросить, что это за "кувшинчик", но она помахала ему ладошкой, покачивая круглыми плечами, пошла к своей бочке, покрытой успевшим высохнуть брезентом. Запряженная рыжая лошадь мотала башкой и била хвостом. Даша отвязала вожжи, подтянула поперечник и, взобравшись на передок телеги, поехала к роднику.
- Ты, я вижу, молоднячок начинаешь оглаживать, - подойдя к коню, сказала Ульяна.
- Соломку смахнул, только и всего, - смутился Агафон.
- Видела, однако, не оправдывайся. - Ульяна подошла к копавшейся в копне Белоножке и, взяв под уздцы, подняла конскую морду, смахнула с шерсти мякину, начала взнуздывать.
- С чего ты взяла, что я оправдываюсь? - возразил Агафон, в душе злясь на себя за то, что допустил такую промашку.
- Потому что юлишь и в глаза не смотришь. Уж лучше взял бы да вон за той крашеной москвичкой поухаживал, - возясь с поводьями, донимала его Ульяна.
Зайдя к лошади с другой стороны, Агафон наклонился, распутывая ноги коня, намереваясь свести все к шутке, проговорил:
- Там Роман Николаевич за ней петушком увивается.
- У тебя шансов больше. Ты холостой, и потом опыт...
- Перестань, Цибуля! - глядя на нее через седло и пристегивая к торокам путо, умоляюще прошептал он. Перед ним блестело на солнце чистое смугловатое лицо девушки с глубокими, сердито прищуренными глазами.
- Не перестану! - Ульяна засучила рукава голубенькой майки, пробуя напряженный мускул, добавила: - Я готова была оттрепать эту механизированную тетю за кудряшки, а он, вместо того чтобы за меня заступиться, смылся, уселся под копешку морочить девчонке голову... Да еще при всех спинку поглаживает! Хорош начальник комсомольского поста!
Ульяна ловко поймала носком тапочки стремя и уселась в казачье седло. Пригнувшись, оправила задравшуюся от носка штанину, стегнула коня и рысью тронулась с места. Обернувшись, погрозила ему концом ременного повода и, как настоящая кочевница, усилила аллюр, оставив растерянного Гошку около примятой, растерзанной копны.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
После уборки ячменя прошли небольшие дожди, и снова установилась жаркая погода. Созревшая пшеница настолько была густа, что местами повалилась. Убирать было трудно. Как и ячмень, первые сотни гектаров скосили раздельно, остальную пшеницу решили убирать сразу, на обмолот. Если раньше для ячменя была опасной жара, сейчас синоптики предсказали длительные дожди. С подборкой и обмолотом приходилось спешить. Несколько подборщиков задержались длительное время на обмолоте полсотни гектаров ржи. Дело в том, что осенью во время чернотропья ударили сильные морозы. Рожь считали погибшей. А весной Ульяна, осматривая участок, заметила оживающие ростки, подкормила их усиленной дозой удобрений, злаки ожили и пошли в рост. Рожь вымахала в человеческий рост и хотя была редкой, но имела зато крупный и полновесный колос. В погоне за лишними центнерами соломы ее скосили чуть ли не под самый корень. Хлестнувший дождик прибил валки к земле, и подобрать их стоило большого труда. Окончив это нелегкое дело, Соколов и Голубенков приступили к косьбе пшеницы. Дело не шло. Участились поломки. А тут еще Мартьян, как на грех, подсунул свое новое изобретение. Пшеница настолько была густа, что приемные битеры отказывали. Солома наматывалась на валок и задерживала прием массы из барабана. Мартьян предложил удлинить первый битер, а иглы заменить лопастями. Во время испытаний второй битер так забился, что солома едва не загорелась, и к тому же лопнул шатун.
- Черт бы тебя побрал с твоим изобретением! - сердито бранился Михаил Лукьянович.
На столе были разбросаны замасленные инструменты, запасные части. За комбайнерским вагончиком золотисто колыхалась стенка пшеницы. В душном мареве стрекотали кузнечики.
У нескошенной полосы уныло стоял с застывшими крыльями могучий "степной корабль", словно с укором поглядывал на неудачливого изобретателя.