Любимая сковырнёт фразой и смягчится: мешают суп, а я люблю тебя, но ладно, я всё равно тебе буду помогать, что бы ты ни говорил, как бы не начинал разводить пессимистическую демагогию, давай обниму-ка и все станет проще).
Он брыкается с отвращением и куксится, точно на фото возле роддома, недовольный всем, и сползает вдоль холодильника со вкинутыми руками на лицо, драматично и сценично. Стонет слабо и завывающе ноет, пока она его не обнимет. Далее бессознательно произведёт манипуляцию, такую, какую часто совершают печальные люди в том же состоянии: начнёт просить с намёком, позже напористее и по завершению станет говорить, что не заслужил и не нужно это вовсе, а старая хотелка возникла с небольшим мигом оживления, того оживления, которое захочет возродить в сердце хороший друг или любимый человек, тем самым поддавшись. Так было и с его девушкой, Лизой.
Она вообще крайне податливый и мягкий человек, что идёт из детства. Агрессивный отец подавлял её, бывало, лупил по синьке, с чем будет связана следующая история. Он, Олег Федорович, любил алкоголь, может, не более семьи, но, как и любой человек с серьёзной зависимостью, всегда не замечал людей, окружавших его, считая их вечными, статичными фигурами, когда бельнькая была крайне динамичной, исключительной и по-своему яркой. Она придавала цвет и красу рутине, добавляла оттенки, значение всем действиям и реализовывала их, посему иногда вставала на первый план, пусть не чувственный ориентиров, но жизненных. Олег Федорович мог позволять себе исключительно много под синькой, чего бы трезвый человек и полностью здоровый не позволил бы. А я уверяю вас: здоровым он был.
Случай произошёл следующий. Алкоголь, несомненно, брался с запасом, чтобы не бегать с регулярностью в магазин, посему бутылочка всегда где-то, да и стаяла, запрятанная от глаз, но вдруг, ни с того ни сего, одна испарилась. Отец стал подозревать дочь, так как недавно, будучи пьяным, поссорился с ней на тему уроков и порвал на глазах плюшевую игрушку, также один раз ловко хлестнул по щеке и ушёл восвояси, пока ребёнок захлёбывался слезами. В мыслях ему мерещилось, что он даже слышал, когда ходил в туалет, что Лизонька на кухне чем-то гремела. Впоследствии он пришёл к ней и стал нахрапом требовать возращения водки, начал кричать и бить. Обычно старшая сестра прерывала эти истязания или мать, которая обычно всё-таки боялась и лишь на толику убавляла бедлан, но тогда первая была на учёбе в экономическом колледже, а вторая – на работе. Никакого шита.
Олег Федорович стал кричать, очень громко и иступлено, заставил дочь ползать на полу, лазить по шкафам, копошить вещи, позже он сам стал их наотмашь выкидывать из шкафа на пол, пинать, после дочку вынудил копать и перебирать мусор, где были вязкие объедки и сгнившие рыбьи кости. Не удовлетворившись тем унижением, стал бить сначала руками, потом ногами, пока ребёнок не забился в угол в слезах и не стал молить о пощаде. Отец был непоколебим, требовал, как минимум, признания в свершённых действиях, в том, что она не выполняла. Девочка взывала к Богу, в которого по-детски и с открытым сердец верила: если ты есть, то укажи намёком, где бутылка. Подскажи мыслью, я тебя вечно славить буду. Ей, конечно, никто не ответил, так и зародился скептицизм в душе к высокому, а её испытание закончилось стуком соседей, после которого, устыдившись, Лиза сразу призналась в том, чего не совершала. Отца она все равно любила и испытала необъяснимую, иррациональную привязанность, помнила его помощь, прогулки по парку в трезвые времена.
Далее все было не без острот жизни. Правда, благодаря всем прискорбным событиям, Лиза стала поддаваться отцу всегда, будто это стало правилом, несмотря на регулярные надуманные или вовсе ошибочные претензии. Раз в месяц Олег Федорович был для неё действительно прекрасным отцом, добрым, понимающим и, главное, податливым. Пока они гуляли где-нибудь, купит мишку, сахарную вату, легко развеселит. На самом деле, открывается взору некая нехитрая последовательность: добрые люди, употребив алкоголь, чаще звереют, возможно, потому, что нежное сердце терпит, но затирается, и только в изменённом состоянии сознания может позволить себе всё самое скверное вытолкнуть наружу, радикально компенсировать накопленную обиду и недовольство.
В тот день великого открытия ужаса она засыпала долго, вздрагивая, долго мыслила о себе, отягощала детские думы мыслями о смерти, надрыве бытия, стыде перед соседями и всё равно не понимала свою вину.