— Черт возьми, а я ведь знал, знал, что с тобой что-то не так, — пробормотал Никколо, когда его руки перестали трястись. — И главное, так просто — носил зеркало блестящей стороной к сердцу. И как я мог забыть об этом трюке…
Человек из Зазеркалья кивнул, завязывая узелок на шнурке.
— А что бы вы сделали, мастер? Попытались бежать? — улыбнулся он. Спрятал зеркало за пазуху. В ту же секунду изгибающиеся стены бара обрели резкость, медленно, как набирающая обороты пластинка, заиграла музыка с танцпола, поплыл висевший до этого облаком табачный дым. Человек моргнул, глаза его вновь стали серыми, а сам он — Игорем Черновым. — Вечность не пошла вам на пользу. Вместо искупления вы увязли в еще большем грехе, мастер. Мы долго сомневались, но теперь ваша вина доказана.
— Вина? О чем ты? Я делал все так, как было уговорено, — затараторил Продавец.
— Ложь и сребролюбие, мастер, ложь и сребролюбие, — вынул из пачки последнюю сигарету Игорь. Медленно размял пальцами. Закурил. — Бить фальшивые зеркала, наживаться на несчастных, по незнанию уничтоживших двери в ваш мир, разве об этом мы условились там, в маленькой комнате замка Тур ля Виль?
Продавец нахмурился и метнул взгляд в сторону охраны. Игорь прицокнул и предостерегающе покачал головой. Никколо почувствовал, будто из его тела вынули всю плоть и набили ватой:
— Мне нужны были деньги, — попытался оправдаться он. — Не мне, конечно, конечно не мне — для моей, нашей миссии! Деньги на истинные зеркала. Работы Лучано стоят теперь дорого, очень дорого, понимаешь?
Игорь лишь пожал плечами и затянулся.
— А как же Кэрролл? — Ухватился за последнюю надежду Продавец. — Он ведь тоже заработал на Зазеркалье, однако вы оставили ему жизнь, пусть не вечную, но жизнь!
— Чарльз Доджсон лишь приоткрыл завесу и умер в бедности, — выпустил тугую сизую струю в потолок Игорь. — Кроме того, он сразу же отказался от экспериментов с фотографией после нашей встречи.
Последняя фраза прозвучала так зловеще, что Никколо выпрямился и отстранился.
— И что теперь? — прошептал он.
Спустя три столетия фраза прозвучала иначе.
— Теперь? — Переспросил Игорь тем же тоном, что и тогда, в предместье Парижа. — Теперь — все, — просто ответил он и заколотил окурок в пепельницу.
Продавец вздрогнул, вжался в спинку стула. Затравленной крысой огляделся вокруг и вдруг оскалился в лицо Игорю.
— Ложь и сребролюбие, говоришь? Предательство и гордыня? И за это осудили меня те, кто мнит себя абсолютной справедливостью, а на деле — лезет в наш мир и кроит его под себя? — Никколо вцепился в край стола, подался вперед. — Только лишь потому, что им не нравится то, что отражают зеркала? Рвут и топчут судьбы и события, чтобы сделать свою плоскую жизнь насыщеннее, лучше, вкуснее? Так где же ты был, ангел возмездия? — брызгал слюной Продавец. — Где ты был, когда я искал смерти, искал встречи с тобой? Когда я раз за разом резал пальцы об осколки очередного лопнувшего зеркала? Когда искал рецепт? Рылся в фолиантах и жег до смерти каленым железом сначала всех, в ком была хоть толика от семени Ломбардо, а потом и тех, кто просто был с ними рядом?
— Ты не терял времени даром, — сухо ответил Игорь. С воскового лица на Никколо вновь уставились два маленьких зеркальца.
— О, да! Я так и не вернул себе дар. Но я узнал многое о вас. И стал готовиться к встрече, — Никколо блеснул в полумраке зубами. Верхняя его губа дрожала, лицо кривилось ненавистью. — Ложь и сребролюбие — мои грехи? И ты явился меня за них покарать? Скажи уж, что тебе просто снова надоело утолять жажду сухарями, так будет честнее! Что? Что ты можешь мне сделать? Молчишь? Если бы вы, великие гости-с-той-стороны-зеркала, могли убить меня, вы не стали бы ждать так долго! Ты пришел бы тогда, когда я начал скупать и уничтожать все, что хоть как-то походило на двери, ведущие из Зазеркалья в наш мир. Ты пришел бы тогда, когда последнего Ломбардо зарыли в землю, и я начал искать тех, кто мог знать о вас и Зазеркалье.
— Или тогда, в январе девяносто восьмого, в Гилфорде, когда ты удавил подушкой Чарльза Лютвиджа Доджсона? Несчастного старика, который нес бредни, вымаливая несколько лишних часов? — Кончики губ на восковой маске выгнулись вверх. — Мы видели каждый твой шаг, мастер. Просто время, отпущенное тебе, тогда еще не вышло. Но теперь, теперь пора сковырнуть цифры, вырвать стрелку и остановить маятник.