— Это называется исчерпать вопрос до дна! — заметил Голыш.
— До дна бутылок по крайней мере! — дополнила Королева Вакханок.
— Именно так, ваше королевское величество. И я путем опытов и поисков сделал великое открытие: вино было красное!
— То есть оно не было белое! — педантически возразила Роза.
— А если я приду к убеждению, что оно не было ни белое, ни красное?
— Значит, ты будешь окончательно пьян! — отвечал Голыш.
— Супруг Королевы совершенно прав… Вот что значит быть таким ученым… Но все равно; посвятив жизнь изучению этого вопроса, я дойду до конца своей достопочтенной карьеры, придав жажде к выпивке окраску историческую… тео… ло… ги… че… скую и ар… хео… ло… ги… ческую.
Передать веселую гримасу и не менее веселый тон, каким Дюмулен произнес и проскандировал это заявление, было бы невозможно; громкий хохот раздался среди слушателей.
— Архиолоническая? — сказала Роза. — Что это за зверь такой? Есть ли у него хвост? Умеет ли он плавать?
— Оставь, пожалуйста, — прервала ее Королева Вакханок, — это все громкие слова; ученые фокусники их очень любят… Это нечто вроде кринолина: раздуто чрезвычайно, а в середине пустота… Наливай-ка, Нини, шампанского. Роза! За здоровье твоего Филемона! За его возвращение!
— Выпьем лучше за успех его выдумки, чтобы ему удалось вытянуть деньжат у тупой и скаредной семейки… Шутка-то была придумана неплохая!
— Роза!.. Иди сюда… Я готова расцеловать тебя за умную выдумку, — кричал Нини.
— Спасибо… А что скажет муж?
— Роза, смею тебя уверить… Апостол Павел… слышишь, святой апостол Павел…
— Ну, и что же дальше, прекрасный апостол?
— Святой Павел категорически утверждал: «женатые должны жить так, как будто не имеют жен».
— Это меня не касается… это дело Филемона!
— Так-с… Но божественный Боссюэ, поклонник удовольствий и друг разума, прибавляет: «значит, и замужние женщины должны так же жить, как будто не имеют мужей» note 3. Поэтому мне остается раскрыть вам свои объятия, милая Роза, тем более, что Филемон вам даже и не муж!
— Не спорю! только, к несчастью, вы слишком уродливы!
— Это резон!.. Пью за здоровье Филемона и за успех его выдумки насчет денег!
— Вот и прекрасно… И пусть денег будет как можно больше… Они не лишние в студенческой жизни!
Все приняли участие в тосте с возгласами одобрения.
— С разрешения Королевы и ее двора, прошу позволения предложить еще один тост, — продолжал Дюмулен. — Дело идет о вещи, весьма схожей с выдумкой Филемона… Надеюсь, что этот тост принесет мне счастье!..
— В чем дело?
— Да здравствует моя женитьба! — сказал Дюмулен, поднимаясь с места.
Эти слова породили взрыв криков, смеха и оглушительного топота, причем Дюмулен кричал, топал и хохотал громче всех других, широко разевая огромный рот и усиливая страшный шум своей трещоткой, которую он вытащил из-под стула. Когда буря улеглась и все немного успокоились, Королева Вакханок встала и провозгласила:
— Пью за здоровье будущей госпожи Нини-Мельничихи!
— О, Королева! Меня так тронула ваша любезность, что я позволю вам прочесть в глубине моего сердца имя моей будущей супруги: ее зовут вдова Оноре-Модеста-Мессалина-Анжела де ла Сент-Коломб!
— Браво! Браво!
— Ей шестьдесят лет, и тысячи ливров ее ренты куда многочисленнее количества волос в ее седых усах и морщин на лице. Она такая пухленькая, что ее платья хватило бы на палатку для всей нашей честной компании; на будущий год я надеюсь представить вам свою будущую супругу в костюме пастушки, сожравшей все свое стадо! Ее хотели обратить, а я решил совратить: это веселее, и ей больше будет по душе. Надеюсь на вашу помощь, господа, относительно всякого рода вакхического и капканного просвещения!
— Просветим насчет чего хочешь!
— Вот канкан, но в сединах! — запела Роза на известный мотив.
— Зато седины внушат почтение полицейским!
— Мы им скажем: «Уважайте ее: быть может, и ваша мать доживет до таких лет!».
В эту минуту Королева Вакханок поднялась со стаканом вина в руке; на ее губах играла горькая и насмешливая улыбка.
— Говорят, к нам идет в семимильных сапогах холера! — воскликнула она. — Я пью за здоровье холеры!
Она выпила залпом. Несмотря на буйную веселость компании, этот возглас произвел мрачнее впечатление. Как будто электрический ток разом пробежал по собранию. Лица всех стали серьезны.
— Сефиза! — с упреком произнес Жак.
— За холеру! — бесстрашно повторила Королева Вакханок. — Пусть она пощадит тех, кому жизнь дорога… и пусть не разлучает и в смерти тех, кто не хочет расставаться!
При этом возгласе Жак и Сефиза обменялись взглядами, ускользнувшими от их веселых товарищей. Несколько минут Королева Вакханок молчала, погруженная в думы.
— А! Это дело другое! — с удалью заметила Роза. — За холеру, и пусть на свете остаются только добрые малые!
Несмотря на эту поправку, впечатление оставалось весьма тяжелое. Дюмулен разом захотел прекратить этот разговор и воскликнул:
— Ну их к чертям, покойников! Да здравствуют живые! А кстати о живых и очень милых живых… Я предлагаю выпить за драгоценное здоровье нашей Королевы! За здоровье нашего хозяина! К несчастью, я не знаю его имени, потому что имел счастье познакомиться с ним лишь в эту ночь, и он, быть может, меня извинит, если я назову его Голышом!
В этом названии нет ничего нескромного: Адама иначе назвать тоже было бы нельзя! Итак, за Голыша!
— Спасибо, толстяк! — сказал Жак. — А я коли забуду ваше имя, то крикну: «Кто не прочь выпить?». Я уверен, что вы отзоветесь!
— Есть! — отвечал Дюмулен, прикладывая по-военному руку к голове и протягивая стакан.
— Впрочем, раз уж мы вместе выпивали, то надо как следует узнать друг друга! — прибавил сердечно Голыш. — Меня зовут Жак Реннепон.
— Реннепон! — воскликнул Дюмулен, которого это имя поразило, несмотря на его полупьяное состояние. — Вас зовут Реннепон?
— Самый настоящий Реннепон. Это вас удивляет?
— Видите ли… Есть очень древняя семья… Графы Реннепон.
— В самом деле? — засмеялся Голыш.
— Графы Реннепон и в то же время герцоги де Кардовилль, — прибавил Дюмулен.
— Неужели я похож на отпрыска столь знатной семьи?.. Я, простой рабочий, развеселый любитель кабачка!
— Вы рабочий? Да это Сказка из «Тысячи и одной ночи»! — с удивлением воскликнул Дюмулен. — Вы задаете Валтасаров пир, катаете публику в каретах, запряженных четверкой… и вы — рабочий?.. Да скажите же мне, какое у вас ремесло?.. Я покинул бы тогда вертоград Господень, хотя до сих пор пробавлялся в нем не без успеха!
— Не подумайте, пожалуйста, что я чеканю фальшивые монеты или подделываю банковские билеты! — со смехом возразил Жак.
— Помилуйте, дружище!
— Что же, это немудрено, учитывая тот образ жизни, который я веду!.. Но я вас успокою: я проедаю наследство!
— Значит, вы кушаете и пропиваете какого-нибудь дядюшку? — благожелательно спросил Дюмулен.
— Право, не знаю!
— Как не знаете? Не знаете, чем лакомитесь?
— Во-первых, мой отец был тряпичник…
— Черт возьми! — не мог не смутиться Дюмулен, хотя он и не был очень разборчив в выборе собутыльников. Затем, справившись со своим смущением, он очень любезно заметил: — Что же… всякие бывают тряпичники… некоторые из них обладали великими достоинствами.
— Вы шутите, а между тем близки к истине. Мой отец-тряпичник великолепно знал греческий и латинский языки, а в математике ему не было равного… не считая еще того, что он очень много путешествовал…
— Позвольте, однако, — заметил Дюмулен, у которого и хмель прошел от изумления, — пожалуй, вы действительно из семьи графов Реннепон.
— Тогда, значит, ваш отец, Жак, был тряпичником из любви к искусству! — со смехом заметила Пышная Роза.
— О, нет! Он работал ради куска хлеба! — продолжал Жак. — Несомненно, что в молодости он жил в достатке, затем, оставшись ни с чем, он обратился к одному богатому родственнику, но тот отрекся от него и ничего не дал. Отец попробовал извлечь пользу из своих познаний, но не тут-то было: кажется, в это время Париж был перенаселен учеными людьми… Ну, и пришлось искать ремесло, чтобы не околеть с голоду… Отец взялся за крючок, и, должно быть, им достаточно выуживал, потому что целых два года кормил также и меня, когда я вынужден был приехать в Париж из деревни после смерти тетки, у которой жил.