- Я хочу погрызться с фабричными бабами! я хочу пустить им кровь!
Эти дикие возгласы были встречены аплодисментами окружающих и бешеными криками "Да здравствует Цыбуля!", возбуждавшими ее до исступления.
Среди главарей нельзя было не заметить бледного худенького человечка с пронырливой физиономией хорька, с черной бородкой, одетого в новую блузу, из-под которой виднелись тонкие суконные панталоны и щегольские сапоги; на голове его была греческая пунцовая шапочка. Видно было, что он по своему положению вовсе не принадлежал к этой толпе, но его выпады против рабочих фабрики носили самый оскорбительный и вызывающий характер; он кричал много, но в руках у него не было ни палки, ни булыжника.
Высокий, красный и полный мужчина, обладавший оглушительным басом церковного певчего, заметил ему:
- Ты не хочешь, значит, пострелять в этих нечестивцев, способных навлечь на нас холеру, как говорил господин аббат?
- Не беспокойся, я лучше твоего постреляю, - с многозначительной и мрачной улыбкой отвечал человечек с лицом хорька.
- Да чем же ты действовать будешь?
- А вот хоть бы этим камнем! - сказал человечек, поднимая с земли большой булыжник.
В то время как он наклонялся, из-под блузы у него выпал довольно туго набитый, но очень легкий мешок, который, казалось, был прикреплен под нею.
- Смотри-ка, ты все растерял! - сказал другой рабочий. - Кажется, твой мешок не тяжел?
- Тут образчики шерсти, - ответил первый, с живостью подбирая и пряча мешок. - А вы прислушайтесь-ка: кажется, каменолом говорит что-то?
Действительно, на разъяренную толпу оказывал самое сильное воздействие знакомый нам страшный каменолом. Гигантский рост так выделял его из толпы, что над этой темной кишащей массою, там и тут испещренной белыми точками чепчиками женщин, виднелась громадная голова в лохмотьях красного платка и плечи Геркулеса, покрытые козлиной шкурой.
Видя неистовое возбуждение толпы, небольшая группа более честных рабочих, предполагавших, что речь идет о ссоре компаньонажей и только потому принявших участие в опасном предприятии, хотела удалиться. Но было уже поздно. Их так окружили и стиснули самые рьяные бойцы, что вырваться, без риска прослыть трусом, а может быть, и подвергнуться побоям, было невозможно. Они вынуждены были отложить отступление до более благоприятного момента.
Среди сравнительной тишины, наступившей за первым залпом камней, громко раздался зычный голос каменолома.
- _Волки_ завыли! - кричал он. - Посмотрим, чем ответят _пожиратели_ и как начнется битва!
- Надо их выманить на улицу и бороться на нейтральной почве, - говорил маленький проныра, бывший, похоже, юрисконсультом шайки. - Иначе будет насильственное вторжение в жилище.
- Насилие... эка штука! Что для нас насилие! - кричала мегера. - На улице или в доме, а я должна вцепиться в этих фабричных потаскух!
- Да, да! - кричали остальные женщины, столь же отвратительные и оборванные, как Цыбуля. - Не все мужчинам!
- И мы хотим подраться!
- Фабричные женщины говорят, что все вы пьяницы и шлюхи! - кричал человечек с физиономией хорька.
- Ладно! И за это отплатим!
- Надо и баб замешать в свалку!
- Это уж наше дело!
- Раз они изображают из себя певиц в своем общежитии, - кричала Цыбуля, - мы их научим новой песне: "Помогите... Режут!.."
Эта варварская шутка была встречена криками, гиканьем и бешеным топотом, которому мог положить конец только громовой голос каменолома, закричавшего:
- Молчать!
- Молчите!.. молчите! - раздалось в толпе. - Послушаем каменолома.
- Если после второго града камней _пожиратели_ окажутся такими трусами, что не посмеют выйти на бой, так вон там дверь: мы ее выбьем и пойдем их отыскивать по норам!
- Лучше бы их выманить из дома, чтобы никого на фабрике не осталось! настаивал законник, несомненно с какой-то задней мыслью.
- Где придется, там и будем драться! - крикнул изо всей силы каменолом. - Только бы сцепиться хорошенько!.. а там все равно... знай валяй... хоть на крыше, хоть на гребне ограды!.. Небось, расчешем их в лучшем виде! Не правда ли, _волки_?
- Да!.. Да! - кричала толпа, наэлектризованная дикими словами. - Не выйдут, так ворвемся силой!
- Поглядим на ихний дворец!
- У этих язычников даже часовни нет! - рявкнул бас певчего. - Господин кюре их проклял!
- За что они живут во дворцах, а мы в собачьих конурах?
- Работники господина Гарди находят, что для таких каналий, как вы, и конуры-то много! - ввернул пронырливый человечек.
- Да!.. Да!.. Они это говорили!!
- Ладно!.. за это переломаем у них все!
- Небось... устроим кавардак!
- Весь дом через окошки вылетит!
- А как заставим попеть этих потаскух, выдающих себя за недотрог, орала Цыбуля, - после этого заставим их и поплясать, - камушком по голове!
- Итак, _волки_, слушайте! - раздался громовой голос каменолома. - Еще залп камнями, и если _пожиратели_ не выйдут... ломай двери!!
Это предложение было принято с восторженным воем, и вскоре послышалась команда каменолома, оравшего во всю силу своих геркулесовых легких:
- Слушайте!.. _волки_... камни в руки... разом... Готовы?
- Да!.. Да!.. готовы...
- Целься!.. Пли!..
И второй залп камней и громадных булыжников обрушился на фасад общежития, выходивший в поле. Часть камней перебила окна, пощаженные первым залпом. К резкому и звонкому шуму разбитых стекол присоединились свирепые крики, несшиеся хором от этой толпы, опьяненной своей жестокостью:
- Драться!.. Смерть _пожирателям_!
Вскоре эти крики приняли совсем неистовый характер, когда сквозь выбитые окна толпа увидела бегающих по дому женщин, которые в ужасе спасались бегством, унося детей, или поднимали руки к небу с криками о помощи, причем более смелые старались даже закрыть ставни.