- Я никогда не сомневалась в прекрасном отношении господина де Бризвиля к нашему святому и достойному сочувствия набожного человека делу, сдержанно заметила настоятельница. - Но я никак не ожидала встретить такое сопротивление со стороны молодой девушки.
- Как так?
- Эта девица, которую я до сих пор считала воплощенной кротостью, скромностью и даже, говоря по правде, полной дурой, вместо радости по поводу брака, которой я ожидала, испросила времени для размышления!
- Скажите, пожалуйста, какая досада!
- Она оказывает упорное пассивное сопротивление. Напрасно я стараюсь ей втолковать, что в ее положении совершенно одинокой девушки, без родных и без друзей, предоставленной только моим заботам, она должна на все смотреть моими глазами и слышать моими ушами, и когда я говорю, что этот брак для нее самый подходящий, то она должна соглашаться на него слепо и без размышлений...
- Несомненно. Нельзя сказать более разумно.
- А между тем я получаю в ответ, что она желает сама повидать господина де Бризвиля и узнать его характер, прежде чем решиться!
- Но ведь это нелепо!.. Если вы ей ручаетесь за желательность этого союза...
- Впрочем, сегодня утром я заметила мадемуазель де Бодрикур, что до сих пор я употребляла по отношению к ней только мягкость и убеждение, но что дальше, для ее же собственной пользы... вопреки моему желанию... я буду вынуждена действовать на ее упорство строгостью... Я сказала ей, что должна буду отделить ее от подруг, посадить в отдельную келью и держать в одиночестве, пока она не решится, наконец, стать счастливой, выйдя замуж за достойного человека.
- И эти угрозы?..
- Будут, вероятно, иметь успех... Она вела переписку с одной подругой по пансиону, в провинции... Я прекратила эту переписку, находя ее опасной... Теперь девушка будет находиться исключительно под моим влиянием, и я надеюсь, что мы своего достигнем. Видите, дорогая дочь, как трудно бывает иногда совершить самое доброе дело.
- Я также уверена, что господин де Бризвиль не ограничится первым обещанием. Я ручаюсь, что если он женится на мадемуазель де Бодрикур, то...
- Вы знаете, дорогая дочь, - прервала ее настоятельница, - что если бы дело касалось лично меня, то я бы от всего отказалась... Но жертвовать в общину - это жертвовать Богу... и я не могу мешать господину де Бризвилю увеличивать число его добрых дел... Тем более что с нами случилась крупная неприятность...
- В чем дело, матушка?
- Монастырь Святого Сердца оспаривает у нас одно имение, вполне нам подходящее... Этакая ненасытная жадность! Я поговорила об этом довольно серьезно с настоятельницей.
- Она мне об этом говорила и винит во всем эконома, - отвечала княгиня.
- А! так вы ее видите, дорогая дочь? - с живейшим любопытством спросила мать Перпетю.
- Я встречалась с ней у кардинала... - не без легкого замешательства ответила княгиня.
Настоятельница, казалось, не заметила этого.
- Я, право, не понимаю, почему наша община возбуждает такую зависть у монастыря Святого Сердца!.. Нет таких гадких сплетен, которых бы они о нас не распространяли... По-видимому, некоторые особы ревнуют к чужим успехам!
- Ну, полноте, дорогая матушка, - примиряющим тоном заговорила княгиня. - Нужно надеяться, что дар господина де Бризвиля поможет вам осилить соперников. В этом браке заключается двойная выгода, так как состояние попадает в руки человека, вполне нам преданного и который употребит его для нашей пользы... С сотней тысяч годового дохода положение нашего яростного защитника будет неизмеримо крепче, а у нас будет, наконец, человек, достойный нашего дела, и нам уже не придется прибегать к какому-то Дюмулену.
- Но талантливый все-таки человек этот Дюмулен! Я считаю, что его стиль - это стиль святого Бернара, разгневанного нечестием века!
- Увы, если бы вы знали, матушка, каков святой Бернар этот месье Дюмулен!! Но я не хочу осквернять ваш слух... Одно могу сказать, что такие защитники скорее вредят святому делу! Однако прощайте, дорогая матушка... До свиданья. Итак, караульте сегодня хорошенько, особенно этой ночью... Возвращение солдата грозит бедой!
- Будьте спокойны... Ах, я и забыла. Флорина просила меня уговорить вас оказать ей милость, взяв ее в услужение; вы знаете, как преданно она наблюдала за вашей несчастной племянницей... Я думаю, что можно ее вознаградить таким образом; она тогда еще больше к вам привяжется... да и я буду вам очень благодарна.
- Если она вас хоть сколько интересует, дорогая матушка, то все уже решено... Я беру ее к себе... Пожалуй, она мне будет даже полезнее, чем я думала.
- Тысячу благодарностей за вашу любезность, дочь моя... Не забудьте, что завтра в два часа у нас долгое совещание с его преосвященством монсеньором.
- Я буду точна, матушка... Только, пожалуйста, сегодня ночью удвойте надзор: это охранит нас от большого скандала.
Почтительно поцеловав руку настоятельницы, княгиня удалилась через большие двери кабинета, выходившие на главную лестницу. Несколько минут спустя другим боковым ходом к настоятельнице вошла Флорина. Она с боязливой униженностью подошла к матери Перпетю, сидевшей у стола.
- Вы не встретились с княгиней де Сен-Дизье? - спросила та.
- Нет, матушка: я ждала в коридоре, выходящем в сад.
- Княгиня берет вас к себе на службу с сегодняшнего дня, - сказала настоятельница.
Флорина вымолвила с жестом горестного изумления:
- Меня, матушка? Но ведь я...
- Я попросила ее от вашего имени... Вы согласны, - повелительно заметила почтенная мать.
- Но, матушка, ведь я вас просила...
- Я вам говорю, что вы согласны, - таким решительным тоном заявила настоятельница, что Флорина покорно ответила:
- Я согласна...
- Это приказ господина Родена.
- Я так и предполагала, матушка, - горестно заметила Флорина. - На каких же условиях я туда поступаю?