- Добрая госпожа... Ради Бога... одно су!..
Адриенна повернулась и увидела маленькую девочку, бледную и истощенную, с грустным и кротким личиком, в лохмотьях, протягивавшую руку с мольбой во взоре. Хотя этот разительный контраст между крайней нуждой и крайней роскошью был так обычен, что не удивил никого, Адриенна вдвойне им огорчилась. Ей пришла на ум Горбунья, находящаяся, быть может, в эту минуту в когтях страшной нищеты.
- Пусть по крайней мере, - подумала молодая девушка, - этот день будет не для меня одной днем лучезарного счастья!
Наклонившись немного, она спросила малютку:
- Есть у тебя мать, дитя мое?
- Нет, мадемуазель, у меня нет ни отца, ни матеря.
- Кто же о тебе заботится?
- Никто, мадемуазель; мне дают букеты на продажу... и я должна приносить деньги... иначе меня бьют.
- Бедняжка!
- Одно су... добрая госпожа... Ради Бога, су! - продолжала просить девочка, следуя за коляской, которая ехала теперь шагом.
- Милый граф, - сказала улыбаясь Адриенна. - К счастью, вам не в первый раз похищать. Наклонитесь, протяните руки этому ребенку и живо поднимите ее в коляску. Мы ее спрячем между мной и маркизой и уедем отсюда раньше, чем кто-либо заметит это дерзкое похищение.
- Как? - с удивлением спросил граф. - Вы хотите?
- Да... пожалуйста!
- Какое безумие!
- Пожалуй, вчера вы могли бы назвать этот каприз безумием, но _сегодня_, - и Адриенна подчеркнула последнее слово, многозначительно взглянув на господина де Монброна, - _сегодня_... вы должны понять, что это почти долг!
- Понимаю, о доброе и благородное сердце! - отвечал растроганный граф, между тем как госпожа де Моренваль, ничего не знавшая о любви Адриенны к Джальме, смотрела на обоих с удивлением и любопытством.
Господин де Монброн высунулся из дверец коляски и, протянув девочке руки, сказал:
- Давай сюда руки, малютка.
Удивленная девочка машинально повиновалась. Граф ловко подхватил ее за руки и быстро поднял в коляску, что не представляло, впрочем, особой трудности, так как экипаж был очень низок, а лошади шли шагом. Девочка, больше озадаченная, чем испуганная, молчала. Ее усадили между маркизой и Адриенной и прикрыли складками шалей молодых дам. Все описанное произошло так быстро, что только несколько человек, проезжавших по перекрестным аллеям, заметили это похищение.
- Теперь, граф, - радостно воскликнула Адриенна, - побыстрее скроемся с нашей добычей!
Граф привстал и приказал ездовым:
- Домой!
И четверка разом помчалась крупной и ровной рысью.
- Мне кажется, сегодняшний день теперь освящен, и моя роскошь может быть _прощена_, - думала Адриенна. - Пока я буду разыскивать бедную Горбунью, принявшись с сегодняшнего дня за усердные поиски, ее место не будет по крайней мере пусто!
Бывают иногда странные совпадения. В ту минуту, когда Адриенне пришла в голову добрая мысль о Горбунье, в одной из боковых аллей началось сильное движение. В одном месте собралась все более и более увеличивающаяся толпа гуляющих.
- Посмотрите, дядя, какая там толпа, - сказала маркиза. - Что это такое? Нельзя ли остановиться и послать узнать, что случилось?
- Мне очень жаль, дорогая, но ваше любопытство не может быть удовлетворено, - сказал граф, вынимая часы. - Скоро шесть часов. Представление с хищными зверями начнется в восемь. Нам осталось ровно столько времени, сколько надо, чтобы вернуться и пообедать... Не правда ли, мой друг? - сказал он Адриенне.
- А вы как думаете, Жюли? - спросила та маркизу.
- Конечно, да, - отвечала молодая женщина.
- Я вам буду особенно благодарен, если мы не опоздаем, - начал граф, потому что, отвезя вас в театр, я должен буду на полчаса съездить в клуб. Там баллотируется сегодня лорд Кемпбел, которого я рекомендую в члены.
- Так что мы останемся в театре одни с Адриенной?
- А разве ваш муж не поедет?
- Верно, дядя, но все-таки не покидайте нас слишком надолго.
- Никоим образом мне не меньше вашего интересно посмотреть на этих диких зверей и на Морока, их знаменитого и несравненного укротителя.
Коляска покинула в это время Елисейские Поля и направилась к улице д'Анжу, увозя маленькую девочку.
В ту минуту, когда блестящий экипаж скрылся из глаз, толпа, о которой мы уже говорили, собравшаяся около одного из громадных деревьев, сильно увеличилась. Временами слышались жалостливые восклицания. На вопрос одного из запоздавших прохожих, что там случилось, молодой человек, стоявший в последних рядах, ответил:
- Говорят, какая-то нищенка... горбатая девушка упала от истощения.
- Горбатая? Велика беда!.. Горбатых и без того слишком много! - грубо, со скотским смехом бросил любопытный.
- Горбатая или нет... а если она умирает с голоду, - еле сдерживая негодование, сказал молодой человек, - то это очень печально и смеяться тут нечему!
- Умирает с голоду, ба! - продолжал прохожий, пожимая плечами. - Только ленивые канальи, не желающие работать, околевают с голоду... и прекрасно делают!
- А я готов, сударь, побиться об заклад, что есть вид смерти, которого вам бояться нечего! - воскликнул молодой человек с гневом, возбужденным грубой наглостью прохожего.
- Что вы хотите этим сказать? - заносчиво отвечал последний.
- Я хочу сказать, что сердце у вас не разорвется, милостивый государь! - сердито возразил собеседник.
- Милостивый государь!
- А что, милостивый государь? - пристально глядя ему в глаза, отвечал молодой человек.
- Ничего! - и, круто повернувшись, грубиян направился к желтому кабриолету с громадным гербом, украшенным баронской короной.
У лошади стоял лакей в смешной, зеленой с золотом ливрее и с длинными аксельбантами чуть ли не до самых икр. Он не заметил своего господина.
- Рот раздерешь, зевая, скотина! - сказал ему хозяин, толкнув его тростью.
- Я, господин... - бормотал сконфуженный слуга.
- Ты... негодяй... никогда не научишься, видно, говорить: господин барон?! - с гневом воскликнул прохожий. - Отворяй же дверцу!
Это был Трипо, барон-промышленник, финансовый хищник, спекулянт.
Горбатая женщина была Горбунья, упавшая в обморок от голода, в то время как она шла к мадемуазель де Кардовилль. Несчастная собралась с мужеством и, несмотря на стыд и горькие насмешки, которые она рассчитывала встретить в добровольно покинутом ею доме, она возвращалась туда же. Теперь речь шла уже не о ней, а о ее сестре Сефизе, Королеве Вакханок, вернувшейся накануне в Париж и которую Горбунья хотела с помощью Адриенны спасти от ужасной участи...
Два часа спустя громадная толпа стекалась в театр Порт-Сен-Мартен, чтобы поглядеть на битву Морока со знаменитой черной яванской пантерой по имени _Смерть_.
Вскоре Адриенна с маркизой и маркизом де Моренваль вышла из коляски у входа в театр; к ним должен был затем присоединиться граф де Монброн, которого они завезли в клуб.
7. ПО ТУ СТОРОНУ ЗАНАВЕСА
Громадный зал театра Порт-Сен-Мартен был переполнен нетерпеливыми зрителями. Как граф де Монброн и говорил Адриенне, _весь Париж_ с живым и пылким любопытством рвался на представления Морока. Излишне говорить, что укротитель давно бросил торговлю религиозными картинами и образками, приносившими ему барыши в трактире "Белый сокол" близ Лейпцига. Точно так же были заброшены и картины на вывеске со странными рисунками, прославлявшие обращение Морока в христианство. Такие устарелые штуки были бы неуместны в Париже.
Морок кончал одеваться в отведенной ему актерской уборной. Сверх кольчуги с нарукавниками и наколенниками он надел широкие красные шаровары, прикрепленные внизу к позолоченным браслетам на лодыжке. Длинный камзол, черный с красным, расшитый золотистыми нитями, был схвачен на талии и на запястьях также широкими металлическими золочеными браслетами. Этот костюм придавал ему еще более мрачное выражение. Густая рыжеватая борода волнами падала на грудь Морока. Он торжественно обматывал длинный кусок белого муслина вокруг красной шапочки. Набожный пророк в Германии, комедиант в Париже, Морок умел, по примеру своих покровителей, прекрасно приспосабливаться, к обстоятельствам.