Бросив довольный взгляд на приготовленное угощение, княгиня спросила госпожу Гривуа, указывая на золоченое кресло:
- Положили ли мой меховой мешок для ног? Его преосвященство всегда жалуется на холод.
- Да, он тут.
- Пусть нальют горячей воды в грелку, на случай, если его преосвященству покажется мало меха для того, чтобы согреть ноги...
- Хорошо!
- Прибавьте дров в камин.
- Но, мадам... ведь и без того там целый костер... Поглядите! А потом, если его преосвященству всегда холод но, то монсеньору епископу де Гальфагену постоянно жарко... он вечно в поту.
Княгиня пожала плечами и заметила госпоже Гривуа:
- А разве его высокопреосвященство кардинал де Малипьери не начальник над епископом де Гальфагемом?
- Точно так, мадам.
- Значит, по законам иерархии епископ должен страдать от жары, а не кардинал от холода! Так что делайте, как я вам приказываю, - подложите дров. Впрочем, это понятно: кардинал - итальянец, а епископ из северной Бельгии, - естественно, что они привыкли к разным температурам.
- Как угодно, мадам, - говорила госпожа Гривуа, укладывая в камин два громадных полена. - Но при такой жаре епископ может задохнуться!
- Ах Боже! Я и сама задыхаюсь от жары, но разве святая церковь не учит нас приносить жертвы и умерщвлять плоть? - проговорила княгиня с трогательным самоотвержением.
Понятна теперь причина кокетливого туалета княгини. Дело заключалось в том, чтобы достойно принять духовных сановников, которые уже не в первый раз, совместно с аббатом д'Эгриньи устраивали маленькие духовные соборы во дворце Сен-Дизье. Молодая новобрачная, дающая свой первый бал, юноша, достигший совершеннолетия и устроивший свой первый холостой обед, умная женщина, читающая в первый раз друзьям свое первое еще не изданное произведение, не могли быть более горды, довольны и в то же время более изысканно предупредительны в отношении своих гостей, чем княгиня в ожидании своих прелатов. Видеть, как в ее доме обсуждают великие дела, знать, что и ее советы будут приняты во внимание, особенно что касается влияния женских конгрегации, это было для княгини таким великим счастьем, что она готова была умереть от гордости, потому что таким образом святые отцы навсегда освящали ее претензию на титул чуть ли не святой матери церкви... Поэтому-то для французских и иностранных прелатов-юна готова была пустить в ход тысячи слащавых нежностей и набожных, кокетливых уловок. Впрочем, эти последовательные метаморфозы в такой бессердечной женщине, как княгиня, страстно любящей интриги и власть, были вполне логичны: соответственно возрасту она переходила от любовных интриг к политическим, а от политических - к клерикальным.
Только успела она оглядеть сделанные для приема гостей приготовления, как шум карет дал знать, что гости уже прибыли. Несомненно, ожидались очень важные особы, потому что княгиня вопреки обычаю, пошла встречать их к дверям первой гостиной.
Это были вечно зябнувший кардинал Малипьери и вечно жалующийся на жару епископ де Гальфаген. Их сопровождал отец д'Эгриньи.
Римский кардинал был высокий, худой, костлявый человек, с гордой осанкой, с желтым отечным лицом с глубокой синевой под черными сильно раскосыми глазами. Бельгийский епископ представлял собою толстенького коротенького человека с выдающимся брюшком, смелым взором, апоплексическим цветом лица и мягкими, пухлыми, изнеженными руками.
Все общество прошло в большую гостиную. Кардинал тотчас же пристроился к камину, а епископ, сразу вспотевший, с вожделением взглянул на замороженные напитки, которые могли ему помочь перенести невероятную жару.
Отец д'Эгриньи подошел к княгине и сказал ей вполголоса:
- Прикажите, пожалуйста, ввести сюда аббата Габриеля де Реннепона, когда он приедет.
- Разве этот молодой священник здесь? - с удивлением спросила княгиня.
- Вот уже третий день. Мы велели его сюда вызвать... вы все потом узнаете... Что же касается отца Родена, пусть госпожа Гривуа введет его через потайной вход, как обычно.
- Он тоже будет сегодня?
- Да. Он имеет сообщить нам нечто очень важное. При этом он пожелал, чтобы кардинал и епископ, ознакомленные с нашим делом в Риме самим отцом генералом, непременно при этом присутствовали.
Княгиня позвонила и отдала нужные приказания, а затем с самой заботливой внимательностью обратилась к кардиналу:
- Согрелись ли вы, ваше высокопреосвященство? Не угодно ли вам грелку под ноги? Не прикажете ли, ваше высокопреосвященство, подложить еще дров в камин?
При последнем предложении бельгийский епископ, отирая мокрый лоб, вздохнул с отчаянием.
- Тысячу благодарностей, княгиня! - отвечал кардинал на хорошем французском языке, но с невыносимым итальянским акцентом. - Мне, право, совестно!
- Не угодно ли будет монсеньору чего-нибудь выпить? - спрашивала княгиня епископа.
- Охлажденного кофе, если можно...
И епископ, тщательно избегая камина, направился к столу с угощением.
- А не скушает ли ваше высокопреосвященство пирожок с устрицами? Они горячие, - сказала княгиня.
- Я уже знаю их, княгиня, - ответил кардинал, вздрогнув от предвкушаемого наслаждения. - Они превосходны, и я не могу устоять против соблазна.
- Какого вина позволите предложить вашему преосвященству? - любезно спрашивала княгиня.
- Немножко бордо, если позволите!
Отец д'Эгриньи хотел налить вина, но княгиня не уступила ему этой чести.
- Ваше преосвященство, вероятно, меня одобрите, - сказал аббат д'Эгриньи кардиналу, пока тот медленно смаковал пирожки, - что я не счел нужным приглашать сегодня ни епископа Могадорского, ни архиепископа Нантера, ни мать Перпетю, настоятельницу монастыря св.Марии. Разговор, который у нас должен быть с его преподобием отцом Роденом и с аббатом Габриелем, должен иметь особенный и секретный характер.
- Вы были совершенно правы, - отвечал кардинал. - Хотя дело Реннепонов интересует всю римскую апостолическую церковь, но некоторые вещи лучше держать в тайне.
- Позвольте мне воспользоваться случаем и еще раз поблагодарить ваше преосвященство за исключение в пользу смиренной и ничтожной рабы нашей церкви! - сказала княгиня, делая глубокий, почтительный реверанс.
- Это просто проявление справедливости и исполнение долга, княгиня, отвечал кардинал, кланяясь и ставя на стол опорожненный стакан. - Мы знаем, сколь многим обязана вам церковь за управление религиозными делами, во главе которых вы стоите.
- Что касается этого, то, ваше высокопреосвященство, можете быть уверены, что я откажу в пособии самому нуждающемуся, если он не представит мне свидетельства об исповеди!
- Только направленная подобным образом благотворительность, - заметил кардинал, впадая в искушение при аппетитном виде раковых шеек, - имеет смысл и цену. Мне дела нет до нечестивого голода... благочестие же должно быть ограждено от этого... - при этом кардинал быстро проглотил раковую шейку. - Впрочем, мы знаем хорошо, с каким горячим усердием вы неумолимо преследуете нечестивцев и мятежников, восстающих против власти нашего святого отца.