- Но... это правда? То, что вы сказали?
- Что я вам сказал?
- Ну, да... что принц Джальма...
- Любит вас до безумия?.. Увы! Правда, к несчастью!
- Нет... нет... - с очаровательной наивностью воскликнула молодая девушка. - Не к несчастью... зачем так говорить!
- Что вы сказали? - воскликнул граф.
- Но... эта женщина? - спросила Адриенна, точно это слово жгло ее губы.
- Какая женщина?.. Кто же, кроме вас, может быть ею?
- Как? Так это была я?.. Неужели? Я... Одна я?
- Честное слово... и, поверьте моему опыту, я никогда не видал более искренней и трогательной страсти.
- И никогда в его сердце не было другой любви, кроме любви ко мне?
- Никогда!
- Однако... мне говорили...
- Кто?
- Господин Роден.
- Что Джальма...
- Через два дня после свидания со мной безумно влюбился!
- Вам сказал это... господин Роден! - воскликнул граф, внезапно пораженный новой мыслью. - Но ведь это он же сказал Джальме... что вы любите другого!..
- Я?!
- Ну да, это-то и приводит в отчаяние несчастного юношу!
- И меня приводило в отчаяние то же самое!
- Так, значит, вы его так же любите, как и он вас? - с радостью воскликнул господин де Монброн.
- Люблю ли я его! - вырвалось у Адриенны.
Ее слова прервал скромный стук в дверь.
- Кто-то из ваших людей. Успокойтесь! - сказал граф.
- Войдите! - взволнованным голосом произнесла Адриенна.
Вошла Флорина.
- Что случилось? - спросила ее мадемуазель де Кардовилль.
- Только что приходил господин Роден, Не желая тревожить мадемуазель, он ушел, предупредив, что вернется через полчаса. Угодно будет вам его принять?
- Да, да! - сказал Флорине граф. - И даже если я еще буду здесь... все равно введите его. Не так ли? - спросил он Адриенну.
- Конечно! - отвечала молодая девушка.
В ее глазах мелькнула искра негодования при мысли о коварстве Родена.
- Ага, старый плут! - сказал господин де Монброн. - Недаром я никогда не доверял этому ханже.
Флорина вышла, оставив графа с Адриенной.
4. ЛЮБОВЬ
Мадемуазель де Кардовилль совершенно преобразилась: в первый раз красота ее засияла полным блеском, точно яркий солнечный луч осветил ее расцвет, затуманенный раньше равнодушием или грустью. Легкое раздражение, явившееся при мысли о коварстве Родена, промелькнуло как незаметная тень. Какое ей было теперь дело до обманов, до коварства? Не были разве они теперь разрушены? А в будущем... Какая человеческая сила могла ее разлучить с Джальмой... если они уверены друг в друге? Кто осмелится бороться с двумя решительными людьми, сильными несокрушимым могуществом юности, любви и свободы? Кто осмелится следовать за ними в тот пламенный круг, где они должны были соединиться, счастливые и прекрасные, полные неутолимой страсти, защищенные самым крепким щитом - глубоким взаимным счастьем?
Как только Флорина ушла, Адриенна быстрыми шагами приблизилась к господину де Монброну. Казалось, она даже выросла. Ее можно было сравнить с богиней, шествующей по облакам, - до того была она радостна, легка и победоносна.
- Когда я его увижу?
Таковы были ее первые слова, обращенные к графу де Монброну.
- Но... завтра, я думаю... Его надо подготовить к такому счастью. Для его пылкой натуры внезапная, неожиданная радость может иметь страшные последствия.
Адриенна на минуту задумалась, а потом быстро проговорила:
- Да... завтра... не раньше. У меня есть предчувствие...
- Какое?
- Я, вам скажу потом. _Он меня любит_... Эти слова заключают в себе все... В них все подразумевается... все... все... А между тем у меня на губах тысячи вопросов... о нем, и все-таки до завтра я буду молчать... потому что завтра, по счастливой случайности... завтра для меня... святая годовщина... До завтра мне придется ждать целый век. Но я могу ждать... Посмотрите! - и она знаком подозвала графа поближе к индийскому Бахусу. Не правда ли, как он похож? - спросила молодая девушка.
- В самом деле! - воскликнул господин де Монброн. - Это даже странно!
- Странно? - улыбаясь, с нежной гордостью возразила Адриенна. Странно, что герой, полубог, идеал красоты похож на Джальму?
- Как вы, однако, его любите! - сказал граф, глубоко тронутый и почти ослепленный выражением счастья, сиявшего на лице Адриенны.
- И как я должна была страдать, не правда ли? - сказала она после, минутного молчания.
- А если бы я не пришел сюда сегодня, решившись действовать наудачу, что бы тогда случилось?
- Не знаю... Быть может, я умерла бы... потому что ранена... здесь... насмерть, - и Адриенна положила руку на сердце. - Но то, что могло стать смертью... стало теперь жизнью...
- Это было бы нечто ужасное! - сказал граф с дрожью в голосе. Подобная страсть... при вашей гордости...
- Да, я горда, но не самонадеянна... Узнав о его любви к другой... узнав, что впечатление, произведенное на него нашей первой встречей, изгладилось так скоро... я отказалась от всякой надежды... не отрекаясь от своей любви! Вместо того чтобы гнать воспоминания о нем, я окружила себя всем, что могло о нем напомнить. За недостатком счастья бывает горькое наслаждение страдать от того, кого любишь.
- Мне понятна теперь ваша индийская библиотека.
Адриенна, не отвечая на слова, подошла к столу, взяла одну из новых книг и, подавая ее господину де Монброну, сказала с выражением небесной радости и счастья:
- Я не могу отрекаться. Я горда... Вот возьмите... прочтите это вслух. Я недаром говорю, что могу ждать до завтра!
И кончиком своего прелестного пальца она указала графу на то, что следовало прочитать. Затем она забилась в уголок кушетки и в глубоком внимании, склонившись вперед и опираясь подбородком на руки, скрещенные на подушке, с обожанием устремив глаза на индийского Бахуса, стоявшего против нее, приготовилась слушать чтение, предаваясь страстному созерцанию Божества.
Граф с удивлением смотрел на Адриенну, пока та не сказала самым ласковым голосом:
- Только медленнее, умоляю вас.
Господин де Монброн начал читать указанный ему отрывок из дневника путешественника по Индии.
- "Когда я находился в Бомбее в 1829 году, в английском обществе только и говорили про одного молодого героя, сына..."
Граф затруднился разобрать варварское имя отца Джальмы, и Адриенна подсказала ему своим нежным голосом:
- Сына Хаджи-Синга...
- Какая память! - заметил с улыбкой граф и продолжал:
- "...молодого героя, сына Хаджи-Синга, раджи Мунди. После далекой и кровавой горной экспедиции против него полковник Дрэк вернулся в полном восторге от сына Хаджи-Синга, по имени Джальма. Едва выйдя из отроческого возраста, молодой принц выказал чудеса рыцарской храбрости во время беспощадной войны, проявив такое благородство, что его отцу дали прозвище "Отец Великодушного".
- Трогательный обычай! - сказал граф. - Награждать отца, прославляя его в сыне... Как это возвышенно!.. Но какая странная случайность, что вам попалась именно эта книга. Тут есть чем воспламенить самый холодный ум.
- О! Вы увидите, что будет дальше... Вы увидите! - воскликнула Адриенна.
Граф продолжал:
- "Полковник Дрэк, один из самых лучших и храбрых английских офицеров, сказал вчера при мне, что он был тяжело ранен в битве и после отчаянного сопротивления попал в плен к принцу Джальме, который и препроводил его в лагерь, расположенный в деревне..."
Тут граф снова запнулся перед столь же трудным именем, как и в первый раз, и прямо сказал Адриенне:
- Ну, от этого я уж совсем отказываюсь...
- А что может быть легче! - возразила Адриенна и произнесла довольно, впрочем, приятное имя:
- В деревне Схумсхабад...
- Вот непогрешимый мнемонический способ усваивания географических имен! - сказал граф и продолжал: