— Исследовательские лаборатории возникли по всему миру, в том числе и в России, на базе Императорского Института экспериментальной медицины, — продолжал Исии. — С вашего позволения, начну с России. Если в Европе почти все такие лаборатории были частными и интенсивно обменивались между собой результатами исследований, то русские поставили дело на государственный уровень. Принц Ольденбургский[22], используя свое влияние при дворе, добился перевода Института Экспериментальной медицины на военное положение. Для этой цели был выбран один из фортов Кронштадта. Еще в 1897 году там поселились военные медики. Официальной целью существования лаборатории были разработка противочумных препаратов и производство уже известных вакцин. Продукция лаборатории — вакцина Хавкина и сыворотка Йерсена — поставлялась по всей России и за ее пределы.
Форт охранялся жандармерией, там действовала строгая система карантинов и увольнений в город. Были приняты самые последние разработки мер предосторожности. Даже технологии переработки и уничтожения отходов мало отличались от нынешних: спецодежда, маски, перчатки, система вентиляции, дезинфекции и стерилизации. Лаборатория была рассчитана на тридцать врачей и несколько десятков человек обслуживающего персонала. После свержения в России царского режима чины военного министерства попытались увезти от большевиков культуры холеры и чумы, но часть лабораторий новые власти все же отбили. В Красной армии было создано Военно-химическое управление. И хотя Советы подписали конвенцию Лиги наций о запрете биологического оружия, но разработок в этой области не прекратили, ограничившись введением особой секретности. Декларировались эти разработки как ответ на агрессивные устремления империалистического блока.
— Хочу обратить ваше внимание на факт вспышки эпидемии чумы во Владивостоке, господин генерал, — продолжал Исии. — Это случилось во время пребывания в Приморье японского экспедиционного корпуса. Еще в то время наши медики отмечали, что эпидемия носила странный характер. Несмотря на легочную форму, болезнь очень слабо передавалась от одного человека к другому. Было много случаев выздоровления, а у значительного числа зараженных болезнь вообще протекала в ослабленной форме.
Доктор Койдо прямо указывал командованию, что эпидемия носила искусственный характер. Стоило локализовать один очаг, как в совершенно другом районе города находили подброшенный кем-то зачумленный труп китайца. Известны случаи заражения через вещи, найденные в брошенных рыбацких шхунах. Поскольку клиническая и эпидемиологическая картина была японским врачам совершенно не понятна, они дали рекомендации командованию об эвакуации войск. А вот части Красной армии в тот период времени чумы совершенно не боялась. Достоверные случаи заражения бойцов и командиров в годы Гражданской войны не зарегистрированы. А о русских врачах, победителях смертельной болезни, ходили легенды: стоило им прибыть в неблагополучный по чуме район, как эпидемия тут же стихала. Может быть, они знали, от чего и как нужно лечить?
Генерал Сигэру Хондзё откашлялся и протестующе поднял:
— Избавьте нас от ненужных подробностей! Почти все, о чем вы нам тут рассказываете, широко известно. Лучше скажите: удалось ли вам, майор, прояснить эту загадку?
— Должен признаться, господин генерал, что никаких сведений о военных приготовлениях большевиков в плане биологической войны мне узнать не удалось: русские всегда были крайне подозрительными. Однако, учитывая то, что масштабы исследований в Советской России не вышли за рамки дореволюционных, можно сделать вывод о том, что никаких научных прорывов у них нет, не было и быть не могло.
— С большевиками все понятно, — подал голос начальник 1-го стратегического управления Генерального штаба японской армии полковник Сузуки Еримичи. — А что удалось выяснить в Европе? Только покороче, майор! Самую суть!
— Мне удалось познакомиться с крупными европейскими бактериологами Мадсеном, Бордэ, Пфейффером и Канноном, господин полковник! — поклонился в сторону Сузуки военврач. — Из общения с ними я уяснил, что главными проблемами биологического оружия эксперты считают средства его доставки на территорию противника и высокую вероятность эффекта бумеранга. Пфейффер, например, считал возможным распространение патогенных бактерий на территории противника с помощью гранат и шрапнели. Каннон признавал осуществимым мероприятием заражение микробами почвы и уничтожение урожая. Бордэ считал идеальным «агентом» для бактериологической войны микроб мальтийской лихорадки — возбудителя бруцеллеза. В европейских лабораториях мне удалось увидеть две принципиально различающиеся конструкции биологических бомб — итальянскую конструкцию Феррети и германское изделие Клотца. Первая была довольно сложной химической бомбой, внутри которой был помещен сосуд с питательной средой и микробами. В головной части был аппарат с кислородом, непосредственно соединенный с сосудом. Кислород непрерывно подавался в питательную среду и поддерживал жизнь микроорганизмов. Бомба сохраняла свою эффективность в течение тридцати шести часов с момента ее снаряжения. По замыслу разработчиков, такая бомба, сброшенная с аэроплана, распространяла при взрыве миллионы микробов, рассеивающихся на большое расстояние и долгое время сохраняющих способность массового заражения. А основой бактериальной бомбы германского типа был резервуар, наполненный культурами бактерий. Его сбрасывали на парашюте. Над землей резервуар автоматически раскрывался, и его содержимое высвобождалось. Феррети и Клотц говорили мне об этих бомбах как об уже существующих…
22
Генерал от инфантерии, сенатор, по линии отца правнук императора Павла I. Одной из главных заслуг принца считается открытие Института экспериментальной медицины в Петербурге, созданного на собственные средства. Был председателем Противочумной комиссии Российской империи.