Рока вставил взрыватель на место и засунул жестянку поглубже под решетки. Все! Его война с Америкой началась!
Мальчишка снова торопливо схватился за тряпку и принялся яростно тереть неглубокое дно ниши и трубки. Отжав над ведром тряпку несколько раз, он разогнулся – как раз в тот момент, когда сержант-негр снова полез в самолет.
– Долго ты еще будешь тут возиться, парень? – рыкнул он.
– Я закончил работа, сэр! – Рока поклонился, показывая рукой с тряпкой на отскобленную нишу.
Сержант склонился над нишей, оценивая работу. Блевотина была смыта. Механик заглянул под решетки поглубже, проверяя, не осталось ли грязи. Отвлекая его, Рока затеребил американца:
– Сэр, вы обещали мне за работу галеты! Пожалуйста, сэр!
Механик с кряхтением разогнулся.
– Не очень-то ты и спешил, парень! Ну, да ладно! Пошли обратно в казармы, там я отдам твои галеты!
– Спасибо, сэр!
– Не вздумай никому болтать, что выходил на летное поле и убирал в самолете! – предупредил механик. – Меня за это будут ругать, а ты запросто потеряешь работу. Понял, парень? Эй, а чего ты так лыбишься, парень?
– Мой радуется, что получит галета, сэр!
Глава вторая
04
Сахалин, западное побережье острова, 2011 год
Солнце садилось за темную неровную полосу тайги в окружении вытянутых вдоль горизонта редких и сплющенных облаков. Над желтым проселком, нагретым за день, поднималось легкое марево теплого воздуха, но с запада, где таилось невидимое пока море, ощутимо тянуло холодной пронизывающей свежестью. Михаил прищурился на дорогу, исчезающую за поворотом, и удовлетворенно вздохнул: завтра, в это же время, он начнет свой двадцатый сезон. Двадцатое поле, как он называл.
Знакомясь с новыми людьми, он чаще всего представлялся археологом – это было и солидно, и с оттенком романтичности. Иногда – историком-археологом. Формально это было совсем недалеко от истины: когда-то он получил диплом по специальности преподавателя истории в средней школе. Однако два десятка лет назад, принеся домой трудовую книжку с последнего места работы, больше из сервантного ящика он ее не доставал, и новых работодателей своей персоной не осчастливливал.
Последним местом работы был краеведческий музей, где Михаил Алдошин в преддверии лихих девяностых попытался вместе с занятием по своему дипломному профилю найти основу для собственного бизнеса. Тогда «второй НЭП» – возрождение кооперативного движения – не только выманил из тени массу подпольных цеховиков, но стал недолгой надеждой для последних романтиков развалившегося СССР. Те, как известно, попытались было честно самореализоваться на ниве частного предпринимательства. Что из этого получилось – общеизвестно: в условиях тотального госрэкета и чиновного произвола «бизнесмены новой формации» от романтики очень быстро освободились. И стали жить так, как диктовали сложившиеся обстоятельства. А кто и вовсе спился.
Алдошин пошевелился в своем походном парусиновом кресле с подлокотником, поглядел на часы: до конца первого этапа пути в поле было около часа езды по этому желтому проселку. Если, конечно, за последний год этот проселок не добили дожди, тяжелая техника и людской пофигизм – тогда он доберется до портового поселка уже затемно. Дожди, конечно, дождями – а вот тяжелой техники, скорее всего, здешней дороге не видать: единственный признак цивилизации, шахта, основанная еще во время японского владения островом, в лихие девяностые приказала долго жить.
Он еще раз поглядел на закат: признаков ветреной погоды вроде не наблюдается, стало быть, морской этап в поле пройдет без приключений. Алдошин рывком выбрался из кресла, сложил в опустошенную коробочку из-под лапши «Доширак» мелкий мусор, оставшийся от вечерней трапезы. Свистнул спаниелю Ульке, своей постоянной полевой напарнице, и сложил кресло. Через три минуты его микроавтобус с полным приводом уже резво катил по дороге к морю.
В поселок он приехал так, как и рассчитывал – примерно через час. Автобус проскочил мимо покривившего ржавого дорожного указателя с названием поселка, нырнул под виадук, обогнул последнюю сопку и сразу же очутился на центральной улице, до сих пор носившей гордое имя Советской. Еще два поворота – и Алдошин, почти не притормаживая, въехал во двор давнего своего знакомца, у которого останавливался последние 6–7 лет.
Здесь, как и во всем поселке, с минувшей осени ничего не изменилось. Тот же квадрат пустого двора без признаков огорода. Приоткрытые двери сараюшки и угольно-дровяного лабаза, с десяток белых кур, расхаживающих вокруг мелкого корытца с кормом, сохнущее белье на провисшей веревке… Впрочем, нынче в этом дворе имелось большое и сверкающее черным лаком добавление – вымытый явно недавно, без малейших признаков желтой дорожной пыли «Ленд-Крузер» с «блатным» номером из трех четверок. Он по-хозяйски занял место едва ли не в центре двора. Рядом с ним притулился давно знакомый Михаилу кургузый внедорожник «эскудо» – на нем в поле ездил давний его коллега и злейший враг одновременно – Виктор Семенов. В городе он, разумеется, передвигался на более престижной «Ниссан-Инфинити».