Другие знавшие Барбару и Макса придерживаются того же мнения: они были лишь друзьями, не более, и поженились в ноябре 1977 года, лишь чтобы скрасить друг другу одиночество. На фотографии, хотя она сделана еще в 1960-х, они действительно выглядят как супруги: сидят на диване в какой-то неизвестной комнате (возможно, где-то на Востоке), Макс читает, уютно устроившись в тапочках, Барбара рядом, улыбается в объектив, на подушке возле нее покоится бутылка джина «Гордон». Они выглядят не то чтобы счастливыми, но хорошо знающими друг друга. Есть люди, считающие, будто такая близость — результат долгой любовной связи, которая спустя тридцать лет или около того завершилась наконец законным браком. Один из друзей, не утверждая с определенностью, что связь между ними существовала, тем не менее не скрывает, что готов в это поверить. «То, что говорят люди [имеются в виду те, кто отрицает такую связь], может, и является правдой в их глазах. Только глаза бывают подслеповатыми».
Джудит и Грэм Гарднер к «подслеповатым» себя явно не относят. Сотрудничая с Джаредом Кейдом, они потчевали его историями о неверности Макса, о его изменах — причем не только с Барбарой. Например, они утверждали, будто Макс заводил романы со студентками в институте археологии, где начал преподавать в 1947 году. Это абсолютно ничем не подтверждается. Как свидетельствует Джулиан Рид, у Макса и студентов-то почти не было (он помнит лишь одного заслуживающего внимания молодого иракца, чья диссертация была опубликована под руководством Макса), так что представление, будто стайки девушек так и порхали вокруг него, совершенно неверно. По словам Гарднеров, однако, мать Джудит, Нэн, обнаружила, что у Макса бывают иногда мимолетные романы, и «рассказала об этом Агате… Нэн обратилась к Максу за советом относительно дочери своей подруги, которая не знала, что нужно сделать, чтобы посвятить себя археологии. Макс предложил помочь, взяв девушку в свой класс, и хотя с ней у него никаких отношений не было, слухи о его „дружбах“ с другими студентками дошли до матери этой девушки, а через нее — до Нэн».[507]
Близкая дружба Нэн и Агаты — в которой Кейд старается убедить читателя, поскольку Нэн является источником почти всего, что рассказано в его книге, — не опирается ни на какие факты. Да, Агата и Нэн, разумеется, были добрыми приятельницами. Нэн первая сделала запись в книге посетителей Гринвея («Счастья Гринвею, Агате, Максу. С огромной любовью, Нэнски»), но одновременно с ней в доме гостила и Дороти Норт, и в корреспонденции Агаты писем от Нэн не больше, чем от нее. Макс упоминает о ней в письме военных лет, винясь, что не ответил на ее письмо; Агата пишет о ней как о занятной гостье на ужине, которая позабавила Аллена Лейна, но хотя Агата и написала Джудит после смерти ее матери в 1959 году: «Мне будет очень ее недоставать», — ощущения, что они были близкими подругами, как пытается внушить Джаред Кейд, не создается. Просто Агата была не тем человеком, который заводит доверительные отношения. При всей своей зависимости от Макса, она была гордым, даже слегка надменным и весьма замкнутым человеком, и невозможно представить, чтобы она делилась своими женскими секретам и и сплетничала о мужней неверности за чашкой чая в Челси.
Говорят, что Макс «засматривался на хорошеньких девушек». В Багдаде, например, он был явно сражен очаровательной женой некоего посла. Но для мужчины в этом нет ничего необычного и неблагопристойного, это ничего не значит, иначе острый глаз Джоан Оутс уж что-нибудь да заметил бы.
Тем не менее в силу самого характера брака Мэллоуэна вполне могли привлекать другие женщины. Не только потому, что Агата старела, в то время как он только вступал в средний возраст, но и по более тонкой причине. Деньги принадлежали Агате, дома принадлежали Агате, распоряжалась всем Агата, и это все знали. В подобных обстоятельствах — которые, пусть не в такой исключительной форме, встречаются не так уж редко, — мужчине свойственно стремиться заполучить нечто, что принадлежало бы именно ему. Например, любовницу.