— Я постараюсь, — тихо отозвалась безутешная Анна, искренне завидуя глубокому проникновению подруги в тайны человеческих отношений.
№ 4
А Нонна Победимова — так звали подругу Незвановой — завидовала Анне. И была уверена, что проблемы, свалившиеся той на голову, яйца выеденного не стоят. С ее-то деньгами да не заняться как следует дочкой! Будь у Нонны хотя бы сотая часть капиталов Незвановой, она бы бросила дела и все свое время посвящала бы ребенку. Ведь это самое главное для женщины. Тем более когда воспитываешь единственное чадо одна. У Нонны тоже была дочь — Наташка-второклашка. Конечно, золотой еще возраст, никаких недоразумений, как в семье Незвановых, пока не возникает. Но сама-то Нонна видит, как тоскливо Наташке играть или уроки делать, когда мама вроде бы и дома, рядом, а вроде бы и нет — сидит за швейной машинкой часами, головы не поднимая. Когда умер муж, а Наталье было полтора года, Нонна поняла, что не сможет вытянуть семью на зарплату доцента университета, в быстром темпе выучилась шить брюки и блузки и нанялась на сдельную работу в частное ателье. Чем была хороша эта работа? Ее можно было делать дома, не сдавая ребенка в ясли на целый день. Отпала проблема с детской одеждой — одевала Нонна дочурку, как принцессу. Но зато, чтобы в рационе питания малышки всегда были свежие фрукты и овощи, а у старенькой мамы Нонны не было недостатка в дорогих лекарствах от диабета, приходилось работать по двенадцать часов в день, а иногда и больше. Через некоторое время от неподвижного образа жизни появились проблемы со здоровьем — стало повышаться давление, обнаружилась сердечная недостаточность. Теперь пришлось зарабатывать на лекарства и для себя. В стране росла инфляция, дорожали продукты и коммунальные услуги, а хозяин ателье прибавлять зарплату своим работникам не торопился. Расценки оставались прежними — тридцатка за брюки, полтинник — за блузку, пятнадцать — за юбку. Временами Нонна жалела, что ушла из профессии — на лекциях она хоть не так уставала, да и перспективы были — когда-нибудь доросла бы до профессора, ведь способностями бог ее не обделил. Но назад пути уже не было — наука не терпит длительных перерывов.
Когда Нонна услышала по телевизору (именно услышала, а не увидела, ибо давно привыкла телевизор слушать) рекламу, в которой объявили о предстоящей телевизионной игре «2 + 1», она вздрогнула, и сердце забилось часто-часто. Вот она, удача, которую только нужно схватить за хвост! Ведь эта игра была придумана именно для нее! И по возрасту Нонна подходила, и по социальному положению. А главное, основным условием участия было наличие ребенка от семи до шестнадцати, который воспитывался одной матерью, без отца. Правда, в игре крылся один недостаток: вторым, «брэндовым» названием ее было «Найди папу». То есть предполагалось, что в результате игры ее участники обретут новые семьи. Не хотелось Нонне таким образом искать нового папу для Наташки. Ведь в такого рода шоу редко можно понять истинную сущность человека. И совершенно не обязательно, что кто-то из участников мужского пола ей вообще понравится. Но это не страшно. Ведь по окончании съемок никого не будет волновать, создали игроки семью или нет. Мало ли, как все потом будет складываться. И даже если она не выиграет главный приз… Нет! Она обязательно его выиграет!
Нонна загорелась идеей, не могла спокойно есть и спать, даже работу забросила до той поры, пока ей не пришел ответ от организаторов игры. Что с ней происходило, пока она дрожащими руками разрывала конверт, — отдельная история. Но зато когда она прочла сухие строчки приглашения…
— Наташка! Наташка! — Ее взволнованный голос был слышен не только на всех этажах дома, где они жили, но и во всем микрорайоне, наверное. — Наташка! Мы едем! Мы едем кататься на теплоходе! Мы выходим в море, принцесса моя!
№ 5
Полковник в отставке Клим Ворошилов (естественно, кем еще быть человеку с таким именем, разве что генералом) проснулся в понедельник утром в прескверном расположении духа. В таком состоянии он просыпался уже несколько лет кряду. И ничто на свете не могло изменить этого положения вещей. Казалось бы, причин для постоянной утренней хандры не было почти никаких. Ворошилов располагал отдельной двухкомнатной квартирой в доме сто тридцать седьмой серии в Озерках, где проживал большей частью один, получал приличную военную пенсию, имел машину «Волга» ГАЗ-24, гараж неподалеку от дома, работал сутки через трое на солидном предприятии, по выходным навещал взрослых детей и маленьких внуков, по праздникам приглашал друзей, по будням в свободное время книжки читал, видик смотрел, выпивал умеренно. Изредка подруг приглашал вечерний досуг скоротать. Чем не жизнь? Но утром, даже когда накануне вечером ни грамма в рот не брал, вставал с чугунной головой и в скверном настроении. «Интересно, чего тебе, старому вояке, не хватает? По дивизии своей, что ли, соскучился? Так ведь нет уже той дивизии давным-давно — расформировали за отсутствием надобности и средств. Личный танк твой на переплавку пошел, а может, бороздит песок гусеницами где-нибудь в знойной пустыне. Чего уж по волосам-то плакать, когда голову снесли. Жизнь продолжается, и дожить ее надо соответственно принципу Павки Корчагина. Чтобы не было мучительно больно…» Но вот это и смущало полковника в отставке. Именно мучительно больно было ему за бесцельно пролетающие дни, месяцы и годы. Смысла в них не было, вот что. А без смысла, если верить иностранному философу Франклу, книжку которого Клим недавно купил на барахолке возле Удельной, человек загибается очень быстро.