Выбрать главу

Тот глянул в свой список:

– У нас забронированы процедуры для некой мисс Нэнси Нил. – Регистратор самодовольно усмехнулся:

– Тоже как река.

– На какое число? – встрепенулась Агата.

– На четверг, в полдень.

– Надо же! Хотелось бы с ней увидеться – возможно, мы родственники!

Но регистратор уже слушал следующего пациента.

* * *

Всю вторую половину дня Агата обещала провести со своей новой подругой. При встрече Эвелин протянула ей нарядно упакованную коробочку.

– «Оригинальные Фарраха», – сообщила она.

– Оригинальные что?

– Тянучки. Эта лавочка тыщу лет ими торгует.

– Спасибо, – Агата даже смутилась. – Как приятно!

– А теперь наши Пьеро <Речь идет о так называемом «шоу Пьеро», разновидности британского уличного театра. «Пьеро» обычно выступали в английских приморских городках.>. Только придется немножко пройти.

– Я к твоим услугам, – рассмеялась Агата.

– В городишке нет ничего стоящего, кроме тянучек и Пьеро, – обычным своим безапелляционным тоном заявила Эвелин.

– И все-то ты знаешь, Эвелин!

– Хочешь сказать, я слишком самоуверенна? Так многие считают. Когда мне было четырнадцать, мама решила готовить меня к конфирмации. А мамочка у меня, надо сказать, сноб, каких поискать, вот она решила, что англиканская церковь на порядок шикарнее нашей методистской. И отправила меня к одному вздорному старику-священнику. Я его так допекла своими «А почему?» после каждого слова, что служитель божий сорвался. Он сказал: «Подожди еще год, может, Господь явится тебе в более понятном обличий». Он, кстати, так и не явился.

– А на следующий год?

– На следующий год мама придумала новый способ укрепить мои позиции в этом мире. Она послала меня на курсы секретарей. Куда более разумная идея – хоть и обошлась ей недешево, но оно того стоило. – Эвелин глянула на лацкан Агатиного пальто. – Что, несчастная любовь?

Агата вздрогнула.

– Ты все время носишь эту брошь. Желтый тюльпан.

Он символизирует безнадежную любовь.

Агата скосила глаза на лацкан.

– Как забавно, Эвелин. Эта вещь мне досталась от мамы, а ей ее подарил отец. Но мои родители очень любили друг друга!

– Ну и прекрасно, – улыбнулась Эвелин. – И вообще, по-моему, глупо верить в подобную ерунду.

Обе женщины пересекли бульвар Вэлли-Гарденс и подошли к хорошенькой викторианской ротонде – бювету «Родник „Магнезия“. Рядом плотным кольцом столпились прохожие, среди них – влюбленные парочки, дети и несколько стариков, укутавшихся в сто одежек от декабрьского ветра. В центре круга выступали „Харрогетские Пьеро“ – немолодые артисты в поношенных пестрых трико с гофрированными воротниками. У них были ярко размалеванные лица – алые губы, черные брови домиком, белый грим глубоко въелся в морщины, ставшие еще глубже от прилежного старания угодить публике.

– Оох! Кстати о моряках и кораблях! Я такое пережил, такое-такое…. – пронзительным голосом сообщил один из паяцев. Дальше пошло как по-писаному:

– Ой, да что же ты такое пережил?

– Да с корабля сошел, вот чего, а думал, что с ума сойду!

– А чего с ума сходить, когда надо с корабля?

– Чего-чего! Ты знаешь, куда я оттуда сходил? На таможню! Я стою и держу двумя руками мой чемоданчик и чувствую – ну!

– Ну?

– Чувствую, ну, будет дело, сейчас у меня упадут брюки.

– Ну а ты чего?

– Чего-чего! Стою и думаю – будет дело, и не знаю, чего ронять – то ли брюки, то ли чемоданчик.

– И что ты уронил?

– Брюки!

– А чемоданчик?

– А это был не мой чемоданчик! Говорят же тебе человеческим языком: будет дело! В четверг слушанье!

Публика захохотала, Эвелин с Агатой восторженно захлопали.

Все четыре Пьеро поклонились в пояс и поросячьими голосами проверещали:

– Ооой!

– Какая прелесть! – воскликнула Агата. – Прямо как Пьеро на нашем пирсе!

– В Южной Африке?

– Да, – не стала уточнять Агата.

Тут четыре лицедея грянули «Красотки любят моряков», и публика хором подхватила припев. В этот миг по другую сторону от выступающих артистов появилась Нэнси Нил, державшая под руку пожилую женщину, – такая юная и хорошенькая в своей дорогой шубке.

– Что с тобой? – встревожилась Эвелин. – Ты побелела как полотно! – Она посмотрела в ту же сторону, куда не. отрываясь глядела Агата. – Ты знаешь ту девушку?

Агата повернулась и быстро пошла прочь. Подруга бегом едва догнала ее.

– Думаю, она – моя родственница, Эвелин. Очень похожа на мою двоюродную сестру.

– Так разве ты не хочешь… гм… поговорить с ней?

– Нет, не могу. Боюсь ошибиться.

Эвелин недоумевала, что это за причуды и откуда такая резкая смена настроения. Какое-то время они шли молча.

– Мне так стыдно, – виновато пробормотала Агата. – Я получила такое удовольствие! Я не испытывала подобного…

– Тыщу лет! – ухмыльнулась Эвелин, чтобы сбить пафос.

– Как минимум, – улыбнулась Агата.

В отеле они расстались. Агата направилась в телефонную кабинку и, попросив соединить ее с гостиницей «Валенсия», поинтересовалась у тамошнего администратора, давно ли Нэнси Нил в Харрогете, и, сказав, что ничего передавать не надо, положила трубку.

Вечером Агата присоединилась к Эвелин Кроули, гулявшей по зимнему саду отеля – громадному залу-оранжерее под стеклянной крышей, опирающейся на изящные железные колонны. В центре его бил фонтан, а по стенам теснилось множество плетеных из лозы столиков и кресел, вазонов с пальмами и полногрудых кариатид с лампами в руках.

Зимний сад отделяла от бального зала небольшая эстрада, на которой выступал местный оркестр, состоящий из рояля, скрипки, банджо и саксофона. Народу в бальном зале почти не было, но одна парочка все-таки вылезла танцевать: престарелая дама жестоко страдала, ведомая по паркету нескладным, но темпераментным юнцом лет двадцати.

Агата и Эвелин веселились, наблюдая за танцорами из-за своего столика в зимнем саду возле самой эстрады.

– Какой странный парень. Интересно, он-то что тут делает?

– Это Оскар Джонс, – объяснила Эвелин. – Присматривает за своим дядюшкой. – Она показала пальцем. – Вон тот старикан в инвалидном кресле. Владелец фабрики подшипников в Манчестере. Никого родных, кроме племянника. Оскар спит и видит, чтобы дядюшка преставился, а самому ему со всем наследством рвануть в Лондон.

Мечтает поступить в балетную труппу оперной компании Дойли Кэрта <Речь идет об английской оперной компании, основанной импресарио Дойли Кортом (1844—1901), постановщиком комических опер Гилберта и Салливана. Компании принадлежал один из крупнейших лондонских театров – «Савой».>. Бредит Гилбертом и Салливаном <Гилберт Уильям Швенк (1836—1911) – английский драматург-юморист; Салливан Артур Сеймур (1842—1900) – английский композитор, автор музыки к балетам и театральным постановкам. Гилберт и Салливан совместно создали множество комических опер и пользовались в свое время необычайной популярностью.>.

– Амбициозный молодой человек, что и говорить. И долго ему осталось ждать?

– По-моему, он уверен, что место в труппе можно купить, – усмехнулась Эвелин. – Он вообще со странностями.

Вынув из сумочки фляжку, она налила себе в кофе немного бренди. Предложила и Агате, но та отказалась.

– Я не пью не потому, что не пью, – сбивчиво оправдывалась она. – Просто мне вкус не нравится. Ты же не любишь хризантем! – Она достала газету из сумочки и сложила кроссвордом кверху. – Слушай, а тебе-то что нравится, Эвелин, – кроме твоей бабушки и этих Пьеро?

– Мне и бабуся-то не всегда нравится. Не люблю, когда она говорит: «У тебя у самой два глаза» – таким тоном, словно ей еще спасибо скажи, что их не три. Это у нее такой стиль – «А почему это у тебя нет молодого человека?»

– Она права. Так почему же?

– Нет, не права. Он у меня есть. Но вот выйти за него я не могу, да и не думаю, чтобы мне этого особенно хотелось. – Эвелин добавила бренди в кофе. – Он женат, хотя, на мой взгляд, это не главное. Я не люблю, чтобы вторгались… в мой мир, если угодно, и чтобы мной помыкали.