Эвелин кивнула.
– Ведь мисс Нил, очевидно, не считает, что они родственники.
– Нет – но ведь она тоже из Рикмензуорта! Все это очень странно, но очная ставка может оказаться для миссис Нил решающей. И думаю, принесет ей пользу.
– Пожалуй. Я согласна. У меня, правда, процедуры в десять, но что-нибудь придумаем. Можно, например, устроить все это чуть попозже. В общем, я дам вам знать, мистер Стентон.
Всю вторую половину дня Агата употребила на то, чтобы последний раз до мелочей выверить свой план. Потом она переоделась и, коротая время до ужина, снова небрежно перелистала стопку газет, вырвала из одной из них фотографию Арчи за рулем машины, с Розалиндой и Шарлоттой Фишер на заднем сиденье, и, с нежностью посмотрев на снимок, убрала его в саквояж. Агата думала об Арчи с жалостью. Ее единственным страстным желанием было вернуть его – а вместо этого она сделала его жизнь достоянием скандальных хроник. Она пролистала другие газеты – не пропустила ли она какое-нибудь его высказывание: газеты оставались теперь единственной ниточкой, соединяющей ее с семьей. И мрачно усмехнулась по поводу предложенной мужем награды в 500 фунтов за сведения о ней. Его фотографии были еще в нескольких газетах. Она взглянула на часы.
Потом снова открыла воскресный выпуск «Глоб инкуайерер» и вполглаза проглядела колонку Уолли Стентона. И вдруг обратила внимание на шарж, напечатанный в самом низу полосы, – такое знакомое лицо! Она растерянно уставилась на газетную страницу и тут поняла, кто такой Джон Бэринг на самом деле.
Агата аккуратно сложила газету, положив ее поверх остальных, взяла сумочку и шаль и спустилась к ужину. Заняв свободное место за столом, где уже собрались Оскар Джонс с дядюшкой, Уолли Стентон и Эвелин Кроули, она извинилась за опоздание – для компании вечерний сбор за столиком уже стал неписаным, но непререкаемым правилом.
– А я уж и пари держал, что вы опоздаете, миссис Нил, – сообщил дядюшка Джонс, с удовлетворением посмотрев на свои часы.
– Держать пари вообще опасно, – улыбнулась она. – Ну, как сегодня суп?
– Гадость! – сообщил дядюшка.
– Был у меня приятель, – влез в разговор Уолли, – так он полагал, что держать пари – это единственный способ проиграть красиво. И он, по-моему, прав. Пари заключают те, кто любит проигрывать.
– А вы, думаю, не из таких, – заметила Агата.
– О нет! Я пуганая ворона, миссис Нил. И предпочитаю рисоваться как-нибудь по-другому.
– И вам это удается, мистер Бэринг! – добродушно поддела его Эвелин.
– Да где уж нам, простакам, – ответил тот.
Подали жареных цыплят.
– К тому же мистер Бэринг пишет, – сказала Агата. – Но у него не всегда хватает духу печатать это в газетах. Какая жалость! – Она в отчаянии посмотрела на него.
Уолли сделалось не по себе. Чтобы скрыть смущение, он предложил помощь дядюшке Джонсу, сражавшемуся с цыплячьим хрящиком с помощью вилки и ножа.
Позже, когда компания перебралась в зимний сад пить кофе, Агата как-то выключилась из общей беседы, впрочем, не настолько, чтобы ее молчание могло показаться неловким. Тем временем Оскар вынес на обсуждение проблему нравственного порядка:
– Если бы загорелась Национальная галерея, а времени у вас было бы, только чтобы спасти одну-единственную картину, а там рядом вопила бы кошка, обыкновенная паршивая драная кошка, – то что бы вы бросились спасать?
Агата ответила не задумываясь:
– Все очень просто. Эвелин спасала бы кошку, мистер Бэринг как личность творческая ухватил бы картину. Как и вы, вероятно. А я бы туда просто не пошла.
– А кто бы спасал мышей? – поинтересовался Уолли.
– Мыши, – веско произнесла Агата, – обычно спасаются сами.
Компания продолжала попивать свой кофе, но разговор иссяк.
– Почему бы тебе не спеть? – спросила Эвелин.
Агата посмотрела на подругу, потом поднялась и пошла к эстраде. Улыбнувшись пианисту и дирижеру, она спросила, можно ли ей выбрать самой какую-нибудь песню.
Оркестр ждал, пока она перебирала ноты. Выбрав что хотела, она подала листок пианисту. И, стоя рядом с ним, запела высоким и чистым сопрано:
Как любила я его, друга сердца моего,
Так любила, что клятву дала
Вовек его любить, никогда не позабыть
И душою к нему приросла.
Воцарилась тишина – так проникновенно и нежно звучала под сводами старинная шотландская баллада:
Погляди на небеса, и на темные леса,
И на солнца венец золотой –
Где найдешь ты его, друга сердца твоего? –
В коварных объятьях другой.
Я поверила ему, другу сердца моему,
Что он верное слово хранит…
– Не могу, простите, – Агата повернулась к пианисту. – Слова… забыла.
– Ничего, не волнуйтесь, – поспешил тот утешить ее, увидев слезы, блеснувшие в глазах исполнительницы.
Она спустилась с эстрады, и Эвелин Кроули поспешно увела ее, подхватив под руку. Провожая подругу по коридору, она сказала:
– Ты любишь. Это точно.
– Да, – призналась Агата и через плечо взглянула на Эвелин. – Я выставила себя таким посмешищем!
– Вовсе нет!
– Ты, наверное, что-то знаешь, Эвелин? Когда у тебя в жизни есть подсказка, ты можешь начать действовать. А я все подсказки пропустила.
– Где твой муж? – ласково спросила Эвелин.
Агата уткнулась лицом в ладони, закрываясь от неуместного вопроса, как от удара.
– Мне казалось, мы танцуем с ним шаг в шаг, и дышим в одно дыхание, – проговорила она, – и я не понимала… не замечала….
– Что не замечала?
– Что на самом деле мы – врозь. Что мы не вместе.
Эвелин повела Агату вверх по лестнице.
– И мисс Нил имеет к этому какое-то отношение?
– Да.
– И ты правда хочешь с ней поговорить?
– Нет, конечно.
– Тогда я скажу тебе: мистер Бэринг затеял на завтра сюрприз. Чтобы вы как бы невзначай встретились с мисс Нил.
Они уже поднялись на свой этаж.
– Не говори с ним, – сказала Агата. – И ничего ему про меня не рассказывай.
– Нет, конечно. А ты иди ложись.
– Пожалуйста, Эвелин. Не возвращайся и ничего не говори ему.
– Не буду, обещаю. Где твой ключ?
Оркестр умолк. Саксофонист повернулся к банджо:
– Это она. Я уверен. Миссис Кристи, она самая. И пела она, словно нас никого и нет. В своем какой-то мире.
Банджо кивнул.
– Надо бы сообщить в полицию.
– Да туманище теперь, – хмыкнул Банджо.
– Все равно пошли?
.Уолли Стентон выкурил не одну сигарету, дожидаясь Эвелин Кроули. Прошел час, прежде чем он наконец махнул рукой и пошел спать.
Глава 10
Ей спалось лучше, чем обычно, на этот раз она не просыпалась в глухой предутренний час, чтобы снова и снова блуждать в запутанных лабиринтах безысходности. Вместо этого она проспала, как наметила, до шести утра, и, проснувшись, немедленно выскользнула из постели. Когда Флора, постучав, вошла с утренним чаем на подносе, то заметила, что Агата полностью одета и уже застегивает пальто.
– Раненько вы сегодня, миссис Нил.
Девушке бросилось в глаза, что в номере как-то опустело, а со стола исчезли книги.
– Ведь вы не уезжаете, нет?
– Нет, Флора. Пойду пить воду, как обычно. А потом в бани.
– Утреннюю газету не желаете?
– Нет, спасибо.
Горничная с неохотой удалилась.
Агата заперла за ней дверь. Тщательно осмотрев комнату, составила в угол свои нелепые антикварные покупки, потом проверила каждый ящик стола и шкафа. Достав из сумочки пачку бумажных полосок, она просмотрела их и, скрутив, бросила на решетку камина. Потом поднесла спичку и подожгла и смотрела, как бумага скручивается в огне, постепенно чернея и обугливаясь. Затем надела перчатки, достала из саквояжа отвертку и тщательно стерла с нее отпечатки пальцев, после чего положила обратно вместе с парой брошюрок по электротехнике. Не снимая перчаток, она взяла пузырек с ядом, купленный накануне, и тоже сунула в чемоданчик. Потом застегнула пальто и, прихватив саквояж, вышла из номера.