Поэтому пока что я хорошо представляю, как не должна выглядеть моя диссертация. Но еще не знаю, как она должна выглядеть. Однако, может быть, все гораздо проще, и мои пессимистические рассуждения объясняются просто возрастной депрессией, предменструальным синдромом или вообще «ранним климаксом» — в подобных случаях этот диагноз ставит всем, кому за двадцать, одна моя знакомая.
Магическое трудоустройство
Прежде чем оказаться в составе штатных сотрудников «КРИСа-2», я два года прожила в городке с благозвучным названием Гагенау-Гугбах-Гег-дер-Генбахшталь, точнее, «шта-а-аль», как выговаривают местные жители. Что именно означает это название и означает ли оно хоть что-нибудь, я не знаю, могу сказать только, что «дер» в немецком языке может обозначать именительный падеж мужского артикля или родительный женского, «бах» может переводиться как «ручей», а «шталь», точнее, «шта-а-аль», употребляется для обозначения помещения вроде нашего хлева, но вряд ли все это имеет что-то общее с этимологией названия этого небольшого, уютного и неимоверно спокойного городка.
Здесь я писала диссертацию, правда, последнее время больше делала вид, что пишу, поскольку указанные выше сомнения парализовали работу задолго до моего возвращения в Тигирин. Как-то раз, приехав домой, я узнала, что планируется начать выпуск «КРИСа-2». Для работы в редакции искали журналиста со знанием иностранных языков и умением пользоваться компьютером, но эта информация не вызвала у меня заинтересованности. По крайней мере, сознательной заинтересованности. Не скрою, все бросить и вернуться в определенный момент мне показалось неплохим выходом. Но мысль эта была какой-то слишком блеклой для принятия серьезного решения, хотя на тот момент все мои мысли отличались этой чрезмерной блеклостью. Иногда даже для того, чтобы решить, не сходить ли в туалет, мне приходилось долгое время сомневаться, и однажды эти сомнения длились так долго, что едва не стало слишком поздно.
Еще раз эта мысль вяло всплыла в моем сознании, когда мне в Гагенау-Гугбах-Гег-дер-Генбахшталь позвонил какой-то пан Фиалко, назвался заместителем главного редактора «КРИСа-2» и спросил, не заинтересует ли меня сотрудничество с будущим изданием. Желательно в качестве штатного сотрудника.
Я очень хорошо помню, что поблагодарила пана Фиалко за любезное предложение, но отказалась. Поэтому до сих пор не могу понять, как так случилось, что ровно через две недели я уже присутствовала на первом редакционном совещании новообразованной ежедневной газеты, а в моем бумажнике появились визитки с надписью «Горислава Галичанко, заведующая отделом посуды» и неправильными номером телефона и электронным адресом. Мне поручили редактировать специальное еженедельное приложение с телепрограммой.
Слово «заведующая», как в свое время и «столяр-теоретичка», стоило мне нескольких дискуссий с консервативными литредакторами, которые предпочитали, согласно правописанию, употреблять только мужские формы для обозначения должностей. Но мне все же удалось настоять на своем, правда, для этого пришлось прочитать целый курс лекций по гендерной проблематике. И я подозреваю, даже это не помогло бы, если бы литредакторами у нас работали не женщины. Не подумайте, что я имею что-то против мужчин, но никому не приходит в голову писать «заведующая» на мужских визитках. А если так и происходит по ошибке, все с пониманием относятся к возмущению обиженного. Тогда почему я не могу позволить себе такой реакции? Довольно уже того, что в выходных данных газеты меня указывают как Г. Галичанко, и все читатели, которые стремятся пообщаться со мной по телефону, негодуют, услышав, что я не Григорий, не Геннадий и даже не Гаврила.
Появляется Агатангел
Агатангелом крысу назвал Теобальд, мой знакомый немец, который работает в нашем городе над кандидатской диссертацией по искусствоведению, исследуя «тигиринский феномен». Агатангел — одно из немногих имен, которое он считает украинским и может без затруднений выговорить. Украинским Теобальд считает это имя потому, что его носил украинский поэт и ученый Агатангел Крымский.
Впервые Агатангел встретил меня на кухонном столе; он сложил из яблок на тарелке нечто вроде альпинария и кокетливо выставил оттуда кончик своего хвоста. Мне показалось, что это веревка, оставшаяся от сетки, поэтому я машинально за нее дернула, чтобы вытянуть из горки яблок и выбросить. Когда будущий Агатангел оказался у меня в руке, он акробатически изогнулся, посмотрел мне прямо в глаза и подмигнул. Вообще он сильно рисковал, поскольку я совсем не принадлежу к тем исключительным женщинам, которые не боятся крыс, змей и собак, любят альпинизм и горнолыжный спорт, быстро ездят на автомобилях дорогих марок, пьют виски и курят «Голуаз». Из всего списка мне ближе всего последнее, хотя в связи с частыми перебоями в поставках в Тигирин «Голуаза» пришлось перейти на «Кэмел». А все остальное ко мне совсем не относится. Поэтому Агатангел, который на тот момент был крысой еще безымянной, имел все шансы на достаточно печальное будущее. Я могла бы, во-первых, оглушить его визгом, совершенно не стесняясь такой типично бабской реакции, во-вторых, отбросить от себя прочь как можно дальше, что, учитывая размеры моей кухни, тоже неминуемо бы закончилось оглушением, но уже от удара об стену. В-третьих, я могла бы сделать первое и второе одновременно, что совсем минимизировало бы шансы будущего Агатангела на выживание, — забегая вперед, скажу, что нервная система его была не самой крепкой, да и по физическим показателям он уступал своим выносливым подвальным родичам.