– Наверное, теперь, – сказала Ульяна. – Хотя, конечно, всем кажется, что в эпоху динозавров ее было вроде бы и больше.
– Супчик был погуще! – развеселился Вова. – Харчо с динозаврами.
– Болото! Все шевелилось, крякало, квакало! Бррр! – передернула плечиками Крамарь.
– Сейчас один бетон да железки, а тогда раздолье было! – сказал Борис Годунов.
– Эх ты, царь-государь! – воскликнул Курочка. – Ты представь только! Все чавкало, грызло, жрало… Ты заглотнул – и сам уже в пузе!.. Не томите, Екатерина Васильевна. Откройте всю правду, не бойтесь седьмого «В».
– Я и сама не знаю.
– Да ведь это и был Вырий! – догадался Вова.
– Верно, – согласилась Екатерина Васильевна. – То был Вырий. Но вот в мире появился человек. Казалось бы, еще одно живое существо. И только. Но у человека были Мысли. Совершенно невесомые и, кажется, не оставляющие никакого следа. Но это только так кажется… Вам известно понятие – биосфера. А вот ученый Вернадский за много лет до начала космической эры догадался о том, что эволюция видов переходит в эволюцию биосферы. И еще о том, что научная мысль есть явление планетарное, что человек уже не может действовать, мыслить, думая о себе, о семье, роде, государстве, он уже должен действовать и мыслить, думая о планете.
Глаза Екатерины Васильевны перестали улыбаться.
– Я хочу, чтобы вы собрались и, слушая меня, думали… Вернадский так говорил: «Человек и человечество теснейшим образом связаны с живым веществом, населяющим нашу планету… Живое вещество охватывает всю биосферу, ее создает и ее изменяет…» Это вам понятно. Теперь попробуйте понять развитие этой мысли. Мир наш, то есть биосфера, имеет три реально существующих пласта: космос, земля и мир бесконечно малых существ – молекул, атомов, частиц… Так вот, под влиянием мысли и всеобщего человеческого труда биосфера переходит в ноосферу. Ноосфера – это сфера разума. Научная мысль, проникая во все три пласта реальности, становится геологической силой, планетной силой.
Она устало отвела прядь волос со лба. Сказала чуть ли не обидчиво:
– Редко мы думаем за всю-то планету. Все редко думаем: и учителя, и ученые, и писатели… Не помним, что от качества наших мыслей зависит качество жизни.
Выходит, что чем больше людей, тем лучше! – сказал Борис Годунов.
– Да, это так. Больше труда, большая энергия мысли.
– Сейчас Земля в оболочке радиационных поясов, а когда-нибудь будет опоясана кольцами энергии мысли? – удивился Агей. – Интересно.
– Еще как интересно! – согласилась Екатерина Васильевна. – Но вот что меня сегодня расстроило, Агей! Седьмой «В», оказывается, не знает, что это такое – ирбис.
– А что это такое? – спросил Вова.
– Дурак! – сказал Борис Годунов. – Птица такая.
Екатерина Васильевна посмотрела на Агея, они улыбнулись друг другу, и тут прозвенел звонок.
Домашние уроки
Мария Семеновна и черный кот Парамон встретили Агея на пороге.
– Ты бы, Агеюшка, на море сходил. Голубенький какой-то. Ты купайся, пока тепло. У нас ведь тоже зима бывает.
– Но ведь море льдом не покрывается.
– Да что из того! Когда плюс семь – не покупаешься.
– Уроки мне надо учить, – сказал Агей. – Завтра целых шесть подготовок.
– Не жалеют у нас детей, не жалеют! – посочувствовала Мария Семеновна.
От обеда Агей отказался, но чая выпил.
– Поем попозже. Когда наешься – голова не работает. Он полежал пятнадцать минут, умылся. Сел за стол.
Итак, шесть подготовок: алгебра, литература, черчение, история, зоология, английский язык.
На часах без пятнадцати три. Начал с черчения. Предлагалось сделать проекцию детали и указать ее размеры.
Что к чему, разобрался быстро, а вот само черчение оказалось капризным делом. Два раза подтер – и чертеж вид потерял. Больше тройки за такое не поставят.
Взял новый лист бумаги, перечертил, да так – хоть на выставку!
– Агеюшка, полпятого, – встревожилась Мария Семеновна, – надо поесть.
– Поем! – весело согласился Агей.
– И погулять.
– И погуляю! Он очень был доволен своим чертежом. Поискал ему место и возложил на буфет.
На первое Мария Семеновна подала домашнюю лапшу, на второе вареники с вишнями. Агей и впрямь пальчики облизал.
Удивительно, но коту Парамону вареники тоже очень понравились. Обедал он, запустив в миску передние лапы, и, когда взглядывал на людей, был похож на запорожца с усами.
Вдруг Парамон рыкнул свое: «Мяу!», потянулся и скакнул на буфет.
– Чертеж! – ахнул Агей.
Парамон хоть лапы и вылизал после еды, но автограф на листе оставил.
– Агеюшка, может, я перечерчу? – Мария Семеновна была готова сквозь землю провалиться. – Ах ты бессовестный! – горестно укоряла она Парамона.
– Сам я виноват, – сказал Агей. – Это же любимое место Парамона, а я его занял. Пустяки. Сделаю новый чертеж. Дело-то совершенно механическое.
Стрелки часов показывали половину седьмого, когда с черчением наконец-то было кончено.
Агей открыл учебник литературы. Следовало разобраться, где в «Капитанской дочке» историческая правда, а где художественный вымысел. Прочитал высказывания о повести. Все почему-то старались похвалить Пушкина: «автор изумительных по силе», «чудо совершенства», «решительно лучшее русское произведение».
Дважды перечитал высказывание Залыгина: «В обыкновенной… любовной истории безвестного офицера на считанных страницах изобразить такое событие, как Пугачевский бунт? Кому и когда еще удалось такое же?»
– Например, Мериме в «Кармен», – ответил Залыгину Агей, – или Толстому в рассказе «После бала», Гоголю в «Тарасе Бульбе» и многим, многим.
Агей собирался еще раз перечитать высказывания, чтоб запомнить, но не стал. Ему были неприятны все эти похвалы. Неужели знаменитые люди не понимали, что, расхваливая Пушкина, они словно бы ставили себя выше его. Учитель может похвалить ученика, а вот ученик учителя? Ученику дано другое – чувствовать к учителю благодарность.
Агей прочитал параграф учебника. Учебник тоже хвалил Пушкина за то, что тот «глубоко правдиво воспроизвел самый дух эпохи, проник в характеры, переживания, думы людей XVIII века». Будто авторы учебника знали этот дух, эти думы и переживания ничуть не хуже Пушкина.
Дедушка не терпел учебников, он учил Агея по-другому. Они читали повести, стихи. И бывало, даже всплакивали от возбуждения и чувств.
«Это как сама природа! – говорил дедушка о поразившем их произведении. – Вот гора! Уже столько поколений минуло, а люди все наглядеться на нее не могут. Так нее и с великими творениями. Конечно, можно объяснить, почему поэт написал именно это стихотворение, какие события вызвали его к жизни. Но разве в том главное? Главное, что люди открывают книгу и душа у них замирает и воспаряет от восторга».
Агей закрыл учебник, взял с полки Белинского, прочитал его статьи о Пушкине, потом перечитал «Капитанскую дочку».
– Агеюшка, ты бы поужинал, – сказала Мария Семеновна.
Он поужинал и сел учить историю. Задан был шестой параграф. «Первые феодальные государства». С переездом Агей еще ни разу не брался за историю, поэтому он прочитал первые параграфы, жалея, что нет под руками дедушкиной библиотеки.