— Слушай, Фельмери, ты можешь поверить, что за эти вот пуговки кто-то готов платить доллары? — И Шалго шутливо толкнул в бок лейтенанта.
— Не уверен, — ответил тот и взял в руки один из листов картона. — Хотя пуговицы красивые! Сколько же они стоят? — спросил лейтенант, взглянув на Тибора. — В долларах?
— Дорого… — снова попытался уйти от ответа Сюч.
— Пять тысяч пятьсот долларов, — ответил за него Хубер.
Шалго, прищурил глаза, посмотрел на Хубера.
— И вы уже расплатились? — спросил он.
— У меня нет при себе таких денег.
— Но я думаю, господин Сюч согласится принять от вас и чек? — спросил Шалго. — А в банке он получит потом по нему деньги.
— Но у меня нет с собой и чековой книжки, — сказал Хубер.
— Ну надо же! — воскликнул Шалго. — Совсем позабыл о вашей чековой книжке, а ведь специально затем и шел, чтобы отдать ее вам! — Он вынул из кармана конверт и передал Хуберу: — Пожалуйста!
— Спасибо, — поблагодарил Хубер.
Тибор Сюч, совершенно сбитый с толку, тупо уставился на Хубера.
— Это и есть ваш друг?! — кивнул он в сторону Шалго.
— А чему вы удивляетесь? Вы же сами сказали, что мы должны «петь в унисон».
— Подлый предатель! — задохнувшись от злобы, прошипел Тибор Сюч.
— Они оба — агенты Меннеля, — спокойно сказал Хубер, показав на Тибора и Беату. — Он с прошлого года, а мадемуазель уже три года. Кстати, и жених ее тоже. А в этих пуговичках — кадры микропленки.
— Здорово вы меня провели, господин Сюч, — с наигранной укоризной проговорил Шалго. — А ведь я верил вам. Ну что ж, тогда следуйте за лейтенантом Фельмери, дети мои. А ты, дружок, — обратился он к Фельмери, — захвати с собой и эти игрушечки.
Когда Шалго и Хубер остались вдвоем, Хубер с обидой сказал:
— Вы по-прежнему не доверяете мне?
— Вы имеете в виду микрофон? Так ведь этой мудрой предусмотрительности вы обязаны своей жизнью. До свидания!
— До свидания! — И Хубер проводил Оскара Шалго на веранду. — Еще минутку, господин Шалго. Вы уже знаете, кто убил Виктора Меннеля, не так ли?
Шалго вынул сигару изо рта. В глазах его светилась улыбка.
— «Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным…» Евангелие от Луки, глава восьмая, стих семнадцатый, — сказал он, спускаясь по ступенькам террасы.
Хубер долго с удивлением смотрел ему вслед и не заметил, как за его спиной в гостиную вошла Бланка. Увидев ее, он медленно приблизился к ней и крепко взял за руку.
— Больно! — тихо вскрикнула Бланка. — Отпусти. — Хубер отпустил руку. — Уезжай! — прошептала она. — Я даю тебе добрый совет: уезжай, пока не поздно!
Хубер отошел на шаг.
— Это угроза? Или действительно только совет?
— Совет. — Бланка повернулась, подошла к двери и посмотрела в сад.
— Виктору Меннелю ты советовала то же самое?
— Да, то же самое, — ответила Бланка, не оборачиваясь. Она не хотела встречаться с ним взглядом. — То же самое. Но он не послушал моего совета.
Хубер закурил сигару.
— Ну, а если и я не последую твоему совету, меня тоже прикончат? — спросил он холодным, бесстрастным тоном.
— Не переиначивай мои слова, — устало проговорила Бланка.
— Я не переиначиваю… — Хубер приблизился вплотную к ней, но потом, словно передумав, отошел, сел на кушетку и неожиданно спросил: — Кто убил Виктора? И почему?
Бланка нервно покрутила на пальце кольцо с крупным топазом. Лицо ее было бледным.
— Если бы я даже и знала это, то все равно не сказала бы тебе.
— Ну, мне-то как раз ты можешь сказать.
— Никому. И тебе тоже.
— Шалго подозревает в убийстве тебя, а полковник Кара — твоего сына.
— Шалго идиот. Кару я не знаю. — Она подняла взгляд на спокойное лицо Хубера. — Не понимаю только, на каком основании Шалго может подозревать меня?
— Ты чуть не потеряла сознание, увидев меня здесь. Это вышло очень некстати. Кроме того, он не мог не заметить, что ты намеренно меня избегаешь…
— Но ты же сам велел мне быть осторожной, предупредил, что у нас в доме установлен подслушивающий аппарат.
— Я не говорил, что в доме. Выражайся точнее. Я хорошо помню, что говорил. Здесь, в гостиной, сказал я, установлен тайный микрофон… Но я часами гулял по берегу. При желании ты могла бы туда прийти ко мне. Трижды я ездил в Балатонфюред. Ты знала, что я был там на кладбище…
Бланка не отвечала. Нервничая, она снимала и вновь надевала кольцо.
— Ты уверен, что сейчас здесь нет микрофона? — спросила она.
— Можешь не опасаться, — сказал Хубер. — Но повторяю, Шалго подозревает тебя. — И, многозначительно посмотрев на Бланку, добавил: — Возможно, не без основания…
— Виктора убила не я, — тихо возразила Бланка. — Кто-то сумел опередить меня. Когда Меннель сказал мне, чего он хочет, я решила убить его. В ту же ночь я зашла в кабинет Матэ и украла у него из аптечного шкафа ампулу с цианистым калием. А утром чуть свет помчалась в Фюред исповедаться и покаялась своему старому духовнику в этом намерении. Бедного старца чуть удар не хватил. Разумеется, я не открылась ему, кого и почему хочу убить. Я просила только об отпущении греха до его совершения. И конечно же, он отказал мне в отпущении. Вот ты и знаешь все.
Хуберу стало жалко ее. Он понимал, почему она рассказала ему обо всем. Нет, не в порыве откровенности. Она хотела, чтобы он увидел ее готовность на все, вплоть до убийства, если он попытается действовать, как Меннель. Хубер стряхнул пепел с сигары.
— Перед моим отъездом мы еще поговорим с тобою об этом деле, — спокойно сказал он.
— Когда ты уезжаешь?
— Надеюсь, сегодня вечером или завтра утром.
— И мы никогда больше не встретимся?
— Никогда. Ты ведь сама так хотела.
— Да. И ты оставишь меня в покое?
— Ты не веришь мне?
— Я уже и самой себе не верю, — призналась Бланка.
Хубер нахмурил брови. «Если она больше не доверяет мне, — подумал он, — все мои усилия напрасны…»
— Странный ты человек, Бланка, — задумчиво проговорил Хубер. — Я выдал венгерским органам безопасности двенадцать агентов. Несколько минут назад я выдал им Тибора Сюча и Беату с кучей важных шпионских материалов. Неужели ты не видишь, что я действительно сжег за собою все мосты? Неужели и это для тебя не доказательство? Чего тебе еще от меня нужно?
— Я верю тебе, — сказала Бланка. — Но я помню и свои страдания. Ты не знаешь, сколько мне пришлось выстрадать. — На глаза у нее навернулись слезы. — Не знаешь, — прошептала она. — И не можешь этого знать.
Хубер потянулся через стол, чтобы пожать руку Бланке, но она отдернула руку.
— Я сожалею об этом, Бланка. Поверь, я не хотел причинять тебе страданий. И никогда не просил тебя о помощи. Я только сообщил тебе, что со мной. Ты же сама помогала мне. Меня радовала твоя помощь, но я никак не мог предположить, что под конец все так получится… Наверное, ты не должна была мне помогать.
— Не в этом дело, — перебила его Бланка, — тем более что я сама согласилась тебе помогать… — Горестная усмешка пробежала у нее по лицу. — Как ты сказал только что? «Я никогда не просил тебя о помощи». Будто ты не понимал, что достаточно мне было услышать, узнать, что с тобой, и я жизнь готова была отдать… И ты очень хорошо знал, что я всегда отдавала всю себя, свое сердце, душу. Да, ты действительно не просил. Но ты принимал мою помощь как должное… А я, кого же я могу сейчас в чем-то обвинять? Я сама избрала этот путь, прекрасно представляя себе, что делаю, и зная, что однажды наступит час расплаты и расплачиваться за все придется мне самой.
Хубер вынул сигару изо рта и потушил ее в пепельнице. Хмурым взглядом окинув залитую солнцем террасу, он проворчал:
— Я умолял тебя после смерти Греты приехать ко мне.
— Умолял? Но ведь ты знал, что я не смогу оставить брата и сына. И наконец, есть же и у меня хоть капля гордости.
— О, эта проклятая гордыня! — пробормотал Хубер. Он еще что-то хотел добавить, но спохватился и замолчал.
— Теперь уж все равно. Так случилось, — продолжала Бланка. — Вечером ты уедешь, через несколько дней увидишься со своим сыном и начнешь новую жизнь. И я тоже попробую. Хотя и не верю, что мне это удастся…