— В морг…
Тихонов держал сумку осторожно, за углы, медленно поворачивая ее под косым лучом настольной лампы. Черная кожа, блестящий желтый замок в тепле сразу же покрылись матовой испариной. Комочек снега, забившийся в боковой сгиб, растаял и упал на стол двумя тяжелыми каплями.
Стас щелкнул замком и перевернул сумку над листом белой бумаги. Сигареты “Ява”, блокнот, шариковый карандаш, коробочка с тушью для ресниц, десятирублевка, мелочь, пудреница, белый платочек со следами губной помады. Из-за этого платка Стас почувствовал себя скверно, как будто без разрешения вошел в чужую жизнь и подсмотрел что-то очень интимное. Даже не в жизнь — сюда он опоздал. Он пришел в чужую смерть и, уже не спрашивая ни у кого согласия, будет смотреть и разбираться — до самого конца.
Из бокового кармашка сумки Тихонов вынул удостоверение и конверт. В коричневой книжечке с золотым тиснением написано: “Аксенова Татьяна Сергеевна является специальным корреспондентом газеты… И сбоку — фото: лицо с большими удивленными глазами и улыбкой в уголках губ. Тихонов подумал, что обычно фотографии на документах почему-то удивительно непохожи на людей, личность которых они удостоверяют. А эта — похожа. Даже после смерти. Конверт был без марки, со штампом “Доплатное” и московскими штемпелями отправки и получения. Внутри лежал лист бумаги, неаккуратно вырванный из ученической тетрадки “в три косых”. Размашистым почерком: “Вы — скверная и подлая женщина. Если вы не оставите его в покое, то очень скоро вам будет плохо. Вы поставите себя в весьма опасное положение”.
Тихонов покачал головой: “Неплохое начало…” “Москва, Теплый переулок, д. 67, кв. 12. Аксеновой Т.С”.
Тихонов снял трубку:
— Адресное? Тихонов из МУРа. Дайте справочку на Аксенову Татьяну Сергеевну, журналистку… Так, так. Все правильно. Нет, это я не вам. Спасибо.
Обратного адреса на конверте нет. Письмо было получено два дня назад.
В блокноте исписаны только первые две страницы. Собственно, не исписаны, а изрисованы. Какие-то фигурки, половина человеческого корпуса, потом незаконченный набросок одутловатого мужского лица. И отдельные короткие фразы, слова между рисунками: “Корчится бес”, “Белые от злобы глаза”, “Старик Одуванчик”, “Страх растворяет в трусах все человеческое”, “Ужасно, что все еще…”
Тихонов пробормотал себе иод нос:
— Как жаль, что я не владею дедуктивным методом…
…— Гражданка Евстигнеева, расскажите теперь все по порядку.
— С самого начала?
— С самого…
— Значит, Нюра приехала ко мне насчет холодильника…
— Нюра — это Анна Лапина?
— Ну, конечно! Кто же еще! У нее очередь на ЗИЛ, а у меня на “Юрюзань”. Она, значит, говорит, что, мол, твоя очередь еще не скоро, а у меня…
— Надежда Петровна, начните с того момента, как вы вышли на улицу.
— Так, пожалуйста! Значит, полдевятого Нюра стала собираться, а я ей и говорю: “Давай до автобуса провожу”. А дом мой, значит, прямо напротив гостиницы “Байкал”, наискосок немножко. Я говорю Нюре: “Ты здесь не садись на автобус, здесь всегда народу полно. Пошли лучше через пустырь, там последняя остановка двадцать четвертого. Все сойдут, а ты сядешь, вокруг гостиницы объедешь, зато до самого центра сидеть будешь. За пятак как в такси поедешь”. Ну, и пошли, значит. Тропинка там утоптана…
— Скажите, пожалуйста, тропинка прямо к автобусной остановке выходит?
— Нет, остановка на Сусоколовском шоссе. А на краю пустыря, значит, дом шестнадцать стоит. Вот как его обойдешь, тут и остановка будет. Мужчина этот самый еще у начала тропинки нас с Нюрой обогнал. А впереди-то и шла убитая.
— На каком расстоянии от вас шла женщина, которую убили?
— А кто его знает? Вам же точно надо? А я разве меряла. Думаю, что шагов пятьдесят. А может шестьдесят. Если б заранее знать…
Тихонов внимательно слушал, стараясь тщательно рассортировать все, что говорила эта расстроенная пожилая женщина. Ведь она и ее подруга Анна Семеновна Лапина были единственными очевидицами убийства.
— Как выглядел мужчина?
— Как? Обыкновенно вроде. Высокий, в кепке, пальто, кажись, было темное…
…— Гражданка Лапина, а вы не разглядели его лицо?
— Да где же? Темно ведь. Тропинка узкая, я спиной к нему повернулась, когда он нас обгонял.
— По тропинке двое рядом могли идти? Или одному надо было посторониться?
— Так я ж про то и говорю! Одному отступить надо было, не то нога в снег проваливалась.
— А какая сумка у него в руке была?
— Да это, по-моему, и не сумка вовсе, а чемоданчик. Вот вроде как студенты носят.