— Я помню ваш рассказ, господин подполковник, о том, как в сорок первом году вы на Центральном фронте с группой офицеров абвера переоделись в форму советских солдат и несколько раз на трофейной автомашине пытались вклиниться в колонну отступающих русских войск, но не могли этого сделать из-за сильной их концентрации. Сосредоточение русских частей является помехой для перехода фронта. С этим нужно согласиться.
Шиммель самодовольно улыбнулся. Ему приятно было, что о его храбрости говорят в офицерских кругах абвера. Хотя трижды предпринятая попытка присоединиться к отступающим русским войскам сорвалась и поставленную задачу — вывезти на машине в тыл к русским несколько офицеров абвера — Шиммелю выполнить не удалось, тем не менее участие в таком “лихом деле” тешило его самолюбие, поднимало в глазах подчиненных.
— Доводы ваши очень резонны, дорогой Фиш. Но все же необходимо проверить и самого Никулина, и его данные.
— В пользу Никулина, господин подполковник, говорит тот факт, что он дал ценные советы по оформлению документов, проявил инициативу в раскрытии шифра командировочных предписаний. Вряд ли в этом заинтересована русская контрразведка. Какой им смысл раскрывать шифр? Он, конечно, часто меняется, но мы можем оформить документы и задним числом. Дескать, выехал в командировку, когда применялся иной шифр.
— Это подкупает в какой-то мере, — согласился Шиммель и подошел к карте. За ним последовал Фиш. — Никулин перешел линию фронта вот здесь. Если он обнаружил “окно”, то надо этим воспользоваться и немедленно направить через него другого агента с той же задачей, что была и у Никулина. Если русские забросили к нам Никулина, то, надо полагать, проход они закрыли. Если же он обнаружил его сам, то “окно” может оставаться открытым долго. Ошибкой в системе обороны противника надо воспользоваться.
— Все ясно, господин подполковник, — отвечал Фиш.
— Никулина отвезите в Сиверский. Дайте ему отдохнуть. Проверку доставленных им данных произведу сам. Доложу в “Штаб Ваяли”, что агент Никулин прибыл.
…И началась проверка. Интенсивная воздушная разведка, служба радиоперехвата, наблюдатели на переднем крае — все как будто бы подтверждали сведения Шиммеля, а стало быть, и его агента Никулина. Однако генерал-фельдмаршал Кюхлер требовал уточнить даже мельчайшие детали донесения.
Начальник “Штаба Валли” командировал в Псков на помощь Шиммелю подполковника Бауна. Он также приказал начальнику разведшколы Рудольфу лично отобрать двух-трех особо доверенных агентов и готовить их к переходу линии фронта для сбора новых данных о концентрации советских войск на “Ораниенбаумском пятачке”.
Во второй половине августа 1943 года в “Абверкоманде-104” собрались “специалисты по России”: подполковник Баун, подполковник Рудольф и подполковник Шиммель. Баун и Рудольф только что получили очередные воинские звания.
Абверовцы были всерьез озабочены. Данным Никулина придали большое значение не только в штабе группы армий “Север”, но и в самом абвере. Адмирал Кана-рис потребовал от своих подчиненных немедленно и глубоко разобраться во всех обстоятельствах дела.
Докладывал Шиммель:
— Воздушная и радиотехническая разведки подтверждают данные Никулина. Вчера захвачен “язык” — матрос семьдесят первой бригады морской пехоты. На допросе он показал, что среди личного состава ходят усиленные слухи о прибытии новых подкреплений. Войска готовятся к наступлению. Командиры и политработники изучают местность в полосе предстоящего боя. Недавно к ним на передовую приезжали несколько генералов и адмиралов. Все это дает основание верить сообщению Никулина. Но вместе с тем у меня лично остается сомнение — не является ли все это хорошо подготовленным и разыгранным водевилем. Этого же опасается и командующий группой “Север”. Он предупредил меня, что не располагает достаточными силами, чтобы уверенно оборонять весь фронт. Он может собрать кулак лить на направлении главного удара русских. Верховное командование в помощи ему отказало. Концентрация войск в районе “Ораниенбаумского пятачка” оголит другие участки фронта, и тогда мы можем потерять Прибалтику. Такова обстановка.
— Это ясно, — заключил Рудольф. — Как ведет себя Никулин?
— Сейчас он в Сиверском. Я приказал Фишу организовать за ним наблюдение. Как вы знаете, там у насесть все необходимое для проверки агентов, направляющихся в советский тыл и возвращающихся оттуда.
— А каково ваше мнение о Никулине? — обратился Баун к Шиммелю.
— В общих чертах неплохое. Наблюдателен, осторожен, находчив, общителен. По сообщению Фиша, в настоящее время сошелся с нашим агентом Спасовым, которого мы специально используем для изучения Никулина. Спасов о Никулине отзывается неплохо.
— Я знаю его по разведшколе, — вмешался Рудольф. — Показал себя прилежным, сообразительным. Обладает силой воли и выдержкой. Перед отправкой в “Абверкоманду-104” для выполнения задания мы его специально проверяли, однако ничего компрометирующего не обнаружили.
— Из “Абверштелле-Остланд” мне сообщили, что Никулин в Рижском центральном лагере скрывал, что он офицер, и выдавал себя за рядового, — возразил Баун. — Удалось установить это. Совместно с другими укрывавшимися офицерами его направили в Саласпилсский лагерь. Это бросает на него тень.
— Так подходить к оценке нельзя, — ответил Рудольф. — В наших лагерях каждый борется за свою жизнь как может. Не будешь бороться — погибнешь. Это же ясно.
Совещание трех подполковников абвера длилось долго. Были обсуждены все стороны предстоящей проверки сведений, доставленных Николаем Константиновичем…
На советской стороне в это время тоже часто вспоминали о чекисте. На следующий день после его перехода через линию фронта генерал Быстров вызвал к себе подполковника Сосницына и капитана Маковенко.
— Чувствовал он себя хорошо, — докладывал Маковенко. — Просил передать, товарищ генерал, что постарается выполнить задание как можно лучше.
— Вы лично наблюдали за его переходом?
— Так точно, товарищ генерал. Дошел он благополучно. Все было сделано аккуратно, как и намечалось. Тут уж для своего друга постарался майор Богданов: все, что надо, подготовил и сам до ничейной земли сопровождал.
— Молодец Богданов, умница. Немцы не стреляли?
— Нет. В районе перехода на их стороне было тихо.
— Товарищ подполковник, — обратился генерал к Сосницыну, — как выполняется наш план? Что, по вашему мнению, нужно еще сделать?
— Я думаю, товарищ генерал, что если наш Никулин благополучно перешел линию фронта, то немецкая разведка постарается по проложенному им маршруту направить в наш тыл других агентов, чтобы проверить донесение Никулина. Если они пройдут благополучно, это повысит доверие немцев к Николаю Константиновичу. Если не пройдут, его будут подозревать. От агентов, несомненно, будут ждать подтверждения информации о прибытии на “пятачок” советских войск. Если сообщение Никулина не подтвердится, ему — конец.
— Что же вы предлагаете? — спросил Быстров. — Не пускать же нам вражескую агентуру к себе в тыл?
— Мы с Маковенко тут подумали, товарищ генерал, и пришли к выводу, что кое-чем Шиммеля надо порадовать. Иначе ничего не получится. Наши мысли мы изложили письменно.
Сосницын протянул генералу несколько мелко исписанных листов. Быстров внимательно прочитал их. В кабинете стояла тишина, слышался лишь шелест переворачиваемых страниц.
— Ну что ж? План продуман хорошо, — сказал Быстров, закончив чтение. — Утверждаю его и прошу ежедневно докладывать о ходе выполнения. Все должно быть сделано без сучка и задоринки, чтобы у “гостей” не появилось ни тени подозрения. Иначе не только нашим замыслам, но и планам командования фронта будет нанесен непоправимый вред.