Собранные здесь понимали, что они предатели. Они ненавидели советский строй и желали выслужиться перед новой властью, готовые на новые, самые тяжкие преступления, которые предстояло совершить.
Занятия начались сразу же и включали в себя освоение методов сбора разведывательной информации, её оценку и последующий анализ; изучение структуры РККА, её организацию и штабную деятельность; основы топографии, ориентацию с компасом и картой на местности, стрелковую подготовку, а также рукопашный бой.
Помимо названного серьёзное внимание уделялось изучению рации, умению работать на ключе, правилам радиообмена и шифровального дела. Вывозили курсантов и на немецкий военный аэродром в десятке километрах от объекта, где каждый совершил по учебному прыжку с парашютом.
Начинались занятия в семь утра, после утренней физзарядки и завтрака, длились с перерывами на обед и ужин до двадцати одного часа. В двадцать два, после вечерней поверки зажигалось ночное освещение и следовал отбой.
Все инструкторы, за исключением майора Воронцова, читавшего курс лекций по структуре и штабной деятельности РККА, были немцы — в разной степени владеющие русским языком и по-разному относившиеся к курсантам.
Инструктор по боевой подготовке лейтенант Кляйн, подтянутый блондин, не скрывал к подопечным своего презрения, считая низшей расой и недоумками; толстяк гауптман Охман, преподававший радиодело был всегда ровен и спокоен; обер-лейтенант Зайдель, обучавший методам сбора информации, отличался вкрадчивостью и любопытством к «исходному материалу».
Воронцов же, лет пятидесяти сухой и подвижный, был, судя по всему, в прошлом царским офицером и носил на мундире кроме Железного креста 2 степени знак выпускника академии русского Генерального штаба. В отношениях с курсантами отличался доброжелательностью, а порой даже впадал в ностальгию, вспоминая императора Николая и былое величие России.
С первых же дней обучения Демьянов проявил недюжинные способности в освоении рации и практических занятий на ней, в кодировке радиограмм и их дешифровке. Хорошо усваивал он и прочие дисциплины, кроме стрельбы и ориентировки на местности. Так требовала инструкция Лубянки.
При прочих равных Абвер отдавал предпочтение агентам, успешно осваивавшим радиосвязь как средство доставки нужной информации.
Серьезное внимание в школе уделялось и идеологической работе с курсантами. Ею занимался некий доктор Циммерман. Внешности был неприметной, щуплый, в очках и всегда в гражданском костюме с золотым партийным значком НСДАП[67] на лацкане пиджака. Каждое воскресенье, считавшееся выходным, после завтрака он устраивал в клубе просмотры кинороликов «Die Deutsche Wochenschau» (Немецкое еженедельное обозрение) о положении на фронтах и решающих победах третьего Рейха на земле, воде и воздухе над русскими, англичанами и американцами. Германские «люфтваффе» сметали бомбовыми ударами с лица земли советские города, танковая армия Роммеля успешно развивала наступление в Северной Африке, славные «кригсмарине» топили флот союзников на морском театре. Все это сопровождалось бравурной музыкой и восторженными комментариями за кадром, призванными возбуждать у зрителей патриотические настроения.
Помимо названного, доктор Циммерман организовывал выезды курсантов в одно из подразделений минского гестапо[68], где демонстрировалась практика ведения допросов, а еще на места проведения казней. Этим достигалось две цели — возбуждалась ненависть к врагам Рейха и демонстрировалась неотвратимость возмездия в случае измены.
На одном таком выезде Циммерман предложил курсантам поучаствовать в акции, и курсант Лютый хладнокровно выбил табуретку из-под ног приговоренного к виселице партизана. Остальные, в том числе Демьянов, беспристрастно за этим наблюдали.
После таких вояжей и просмотров в курилке происходило обсуждение увиденного. Все сходились во мнении, что стоит ждать скорой победы Германии в войне и строили планы на будущее. Оно представлялось радужным: получить за выполнение заданий награды и отпуска, а с наступлением мира вернуться домой в качестве новых хозяев.
— Тогда я развернусь, — дымя эрзац-сигаретой щурил глаза Скиф. — Истребую всё, что отобрали у папаши большевики, ну и заодно посчитаюсь с их семьями.
— А я стану бургомистром или старостой, — чмокал толстыми губами курсант Ткач, — буду учить тварей немецкому порядку.