За бортовым грузовиком возвышался фанерный щит с лаконичной надписью «База сельхозавиации». Ехали без дороги по хорошо утрамбованному, поросшему травой летному полю, на фоне огней райцентра хорошо читались силуэты трех «кукурузников».
– Вот и весь мой авиапарк. – Константинович указал на самолеты. – А ангар чуть в стороне, ближе к лесу.
– Освещение поля исправно? – строго спросил Брук.
– Конечно! – с обидой в голосе произнес начальник базы сельхозавиации. – Только сегодня я решил ее не включать. Темнота друг не только для молодежи.
«КамАЗ» въехал в широко раскрытые ворота ангара и погасил фары.
– Здесь, как в швейцарском банке, – пообещал Константинович.
– Плачу за месяц, – предупредил Брук, отсчитывая деньги. – Если больше простоит, потом добавлю.
– По мне, пусть все время стоит, – улыбнулся Константинович, сминая и пряча деньги в карман пиджака.
– Освещение полосы держи в исправности, может в любой день понадобиться.
– Это само собой разумеется. – Константинович выбежал из машины.
Вместе с водителем «КамАЗа» они с трудом закрыли огромные ворота ангара, начальник базы сельхозавиации повесил тяжелый навесной замок, ключи вручил Бруку.
– Второй комплект только у меня будет.
– Смотри, чтобы никто не лазил.
– Мои люди приучены к чужому не подходить. Сторожа на работу исправно ходят с собаками.
– Если что случится…
Брук не договорил, поскольку Константинович замахал руками:
– И быть такого не может, не первый год с вами работаем, ни одной накладки не случилось.
– Именно поэтому и работаем, – бесстрастно заметил торговец оружием.
Взгляд его стал усталым, как всегда случалось после того, как была выполнена основная часть работы. Он вновь терял интерес к жизни.
– А теперь в Москву, – пробормотал он, удобнее устраиваясь на заднем сиденье джипа.
Константинович еще долго стоял, махая на прощание рукой удаляющимся огням машины. Убедившись, что Брук не собирается возвращаться, он поднялся на крыльцо строительного вагончика-бытовки и постучал в дверь:
– Открывай, уехали.
В окошке вспыхнул свет, щелкнул замок. Сторож в ватнике, наброшенном на плечи, почтительно пропустил начальника базы внутрь и тут же цыкнул на худощавую овчарку. Собака подняла голову и оскалила пасть, но лаять не решалась.
– Лежать, кому сказал. Своих не узнаешь?
– Зря на нее ругаешься, хорошая собака только хозяина слушать должна.
Константинович зачерпнул воду из ведра и, не отрываясь, выпил пол-литровую кружку холодной, до ломоты в зубах, воды.
– Снова привезли? – опасливо поинтересовался сторож.
– Снова… – Константинович вытащил из кармана три купюры, разровнял их на столе, придвинул к сторожу. – Поделишься со сменщиками, но чтобы никакая сволочь в ангар не заглядывала. А если увижу пьяным на дежурстве, выгоню к чертовой матери, – покосился он на пустую винную бутылку на окне. – Здесь тебе не мехдвор, а авиабаза.
– Зря вы так. Бутылка здесь еще с весны стоит. Я в нее сигаретный пепел собираю, жена просила, она его потом как удобрение для кактусов использует, можете посмотреть – правда, пепел. – На ладонь сторож вытряс горку пепла и собрался сунуть под нос Константиновичу.
– Верю.
Сторож с трудом скрывал любопытство:
– А кто он такой? Большой человек, наверное…
– Большой, – задумчиво проговорил Константинович, – очень большой. Если окажешься у него на дороге, непременно раздавит. Ты лучше об этом не спрашивай. Спокойней спать будешь. Если б не он, нашу базу давно бы закрыли. Уже и решение в райисполкоме приняли, даже бумага была подписана, а он один звонок сделал – вмиг все и отменили.
Начальник базы сельхозавиации нервно посмотрел в окно, туда, где давно скрылись габаритные огни джипа, он бы не удивился, покажись они вновь прямо сейчас. О том, что лежит в полуприцепе «КамАЗа», ему и думать не хотелось.
«Скорее бы он забрал свой груз. Деньги деньгами, но и спокойствия хочется».
Глава 3
Бондарев загнал машину во двор и с полминуты сидел, опустив руки на колени. После дня, проведенного на озере с удочкой и спиннингом, город оглушил его за то короткое время, когда он пересекал его от окраины до Коломенского. Даже здесь, в квартале старой частной застройки, чувствовалась близость мегаполиса. Напряжение было просто разлито в воздухе. Глухой гул автомобильных потоков пронизывал все насквозь.
Клим подхватил ведро с рыбой и шагнул в дом. Последние лучи сегодняшнего солнца еще проникали в высокорасположенные окна, в их лучах золотилась пыль. Улов он привез с собой небогатый, и, вместо того чтобы почистить рыбу, Бондарев сразу забросил ее в морозильник, где на полке громоздился уже с десяток похожих пакетов.
Устроившись у телевизора, Клим вдавил кнопку пульта. Смотреть было решительно нечего: если фильм оказывался хорошим, то старым, и Бондарев его уже видел раз пять, если новый – смотреть его было совсем не обязательно.
Еще одно нажатие кнопки, и экран погас, отразив хозяина дома.
– «Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало…» – процитировал свое любимое из Омара Хайяма Бондарев.
Клим придвинул к себе телефонный аппарат и просмотрел запись определителя номера. Звонков за сегодняшний день, пока хозяина не было дома, оказалось довольно много, но все они были сделаны с одного номера и через равные интервалы времени, через двадцать минут. Так мог действовать только очень пунктуальный человек. Звонили не из Москвы. Чуть подумав, Бондарев вспомнил и код – Карелия. Но там знакомых у него не было.
– Однако кому-то я понадобился… – Клим глянул на мерцавшие цифры электронных часов. – От последнего звонка прошло семнадцать минут, я бы на его месте или на ее, – усмехнулся Бондарев, – после первой неудачной попытки набрал номер мобильника. Значит, этот человек его просто не знает, а мобильник у меня, между прочим, не первый год, и секрета из него я не делаю, а вот номер домашнего телефона не менялся уже лет двадцать.
Он, не отрываясь, глядел на циферблат и, когда миновало три минуты, недостающие до двадцати, уверенно положил ладонь на трубку. Практически сразу же телефон разразился трелью, словно ждал этого прикосновения.
– Слушаю, – внятно произнес Бондарев.
– Это ты, Клим? – прозвучал в трубке знакомый голос, в нем чувствовался легкий немецкий акцент.
Бондарев не сразу вспомнил, с кем говорит. Во-первых, по паре слов это тяжело сделать, во-вторых, он был уверен, что не слышал этот голос уже давно, а в-третьих, смутно припоминалось, что разговоры велись по-немецки.
– Да, я не сразу тебя узнал.
– Мы не виделись уже десять лет, немудрено, – ушел от ответа абонент, и этого было достаточно, чтобы не повторять вопрос, работа в спецслужбах приучила Бондарева понимать намеки – раз человек не назвался, значит, на то есть веские причины.
«Да это же Дитрих Калау, – удивился Клим. – Точно, он. Однако… Бывший сотрудник гэдээровской Штази, работавший под прикрытием торгового представительства в ФРГ, один из самых ценных моих агентов в 80-х годах. А потом, как и многих других, его пришлось "заморозить". И чего это Дитриха занесло в Карелию? Люди его типа просто так не звонят через десять лет молчания».
Он попытался за несколько секунд припомнить, чем теперь занимается Дитрих Калау, но не смог, специально его судьбой он не интересовался.
– Теперь я даже вспомнил твоего любимого композитора – Шуман, – засмеялся Клим.
– Я сейчас отдыхаю в Карелии, на рыбалку приехал. Тут отлично ловится лосось, а ты, как я помню, заядлый рыбак. Не хочешь составить компанию? Порыбачим, как раньше.
– Я должен подумать, – искренне признался Клим.
Выяснять сейчас по телефону настоящую причину, по которой Дитрих Калау искал с ним встречи, он не мог. Но и лететь через полстраны, не зная, что его ждет, тоже было бы неосмотрительно.
– Я все еще думаю. У меня есть планы на ближайшие дни.
– Не раздумывай, – Дитрих старался скрыть свой немецкий акцент, но до конца это ему не удавалось, – тут ловится очень большая рыба. Прилетай прямо завтра, я приеду в выборгский аэропорт за тобой на машине, взял напрокат.