– Ничего еще не словил и не словит, – с легким сожалением в голосе произнес он.
– На рыбалке всегда интереснее следить за чужим поплавком, чем за своим, – отозвался напарник.
Бондарев, притаившись на краю камышовых зарослей, выжидал момент, когда двое мужчин будут смотреть в одну сторону – не на него. Но, как назло, этого не происходило, сказывалась тренировка – постоянно держать под наблюдением максимальный сектор обзора. Клим несколько раз сильно дернул леску, удочка в камышах взметнулась.
– Кажется, словил, – ветер донес до его слуха слова водителя.
Напарник непроизвольно перевел взгляд.
– Нет, просто клюнуло, он подсечь хотел.
Этих коротких секунд хватило, чтобы пробежать с десяток метров открытого пространства между камышом и деревьями. Бондарев привалился плечом к березе, выглянул из-за нее. «Топтуны» не заметили подмены, мирно продолжая караулить шляпу и удочку, в то время как хозяин уже смотрел им в спины.
«Ну и влетит же вам от начальства». Клим выбрался к стройке.
У недостроенной стены горделиво застыл угловатый «Гелендваген». Титановая телефонная трубка приблизилась к дверце. Сканер буквально за десять секунд вскрыл код сигнализации, коротко пискнул датчик, и тут же щелкнул центральный замок машины, освобождая дверки. Бондарев, особо не спеша, забрался на водительское сиденье.
«И замок зажигания у них дистанционный. Электроника до добра не доводит».
После нажатия двух кнопок на корпусе мобильника двигатель завелся. Бондарев резко – даже гравий полетел из-под колес – тронул машину с места.
– Поехали, – ухмыльнулся он.
Водитель «Гелендвагена» мог бы распознать звук двигателя своей машины в хоре тысячи моторов, но даже он не сразу дернулся, заслышав, как тронулся автомобиль. Он схватился за карман, где лежал пульт, но не стал тратить время, чтобы его доставать. Водитель и его напарник были сильные, тренированные мужчины, умели бегать быстро. Они выскочили к стройке, когда «Гелендваген» еще не свернул на проезд. Водитель выхватил из кобуры пистолет и прицелился, затем, забористо выругавшись, опустил оружие. -… Нет… дырявить колеса собственной машины рука не поднимается.
– Ты и не попал бы.
Тем временем Бондарев уже ехал по асфальту. У спуска с невысокой горочки стояла точно такая же машина, как и та, на которой он ехал. Разглядеть, кто сидит в салоне, из-за тонированных стекол было невозможно, да и не надо – Клим примерно представлял себе, кто ее пассажир. Главное – не фамилия, имя, отчество, а должность, занятие человека, его возможности и способности. Он остановился, чуть ли не ткнув бампер в бампер, и коротко посигналил, при этом его губы тронула улыбка. Бондарев представил себе удивленное лицо высокопоставленного пассажира, то, как брови недоуменно сходятся у переносицы, как лоб бороздят морщины, как он дает знак шоферу выйти посмотреть, что случилось.
«Сейчас выйдет шофер», – решил Клим и распахнул дверцу.
Они стояли, каждый у своей машины: водитель и Клим, смотрели друг на друга. Водитель с удивлением, будто увидел воскресшего покойника, а Бондарев – немного издевательски.
– Это он, – бросил водитель в открытую дверцу и слегка попятился.
– Раз уж он здесь, то пригласи его ко мне, – прозвучал из салона немного скрипучий, но вполне дружелюбный голос.
– Садитесь, – шофер сделал знак рукой.
– Я слышал, – Клим неторопливо занял предложенное ему место на заднем сиденье.
Высокий худощавый мужчина чуть моложе пятидесяти лет протянул ему руку:
– Мы знакомы заочно. Иван Антонович Борейша.
– Именно таким я и представлял себе заместителя руководителя охраны Президента.
– Это хорошо или плохо? – Чувствовалось, что мужчина не привык улыбаться, лишь краешек губ дернулся, и улыбка почти мгновенно погасла, а лицо вновь стало непроницаемым для чужих взглядов.
– Это – правильно, – улыбнулся в ответ Клим Владимирович.
К машине подбежали запыхавшиеся преследователи, ни один из них не рисковал подойти вплотную, топтались в стороне.
– Ваше мнение о них, – поинтересовался заместитель.
– Хороши. Им можно доверять охрану…
– Кого угодно, но только не Президента, – в голосе прозвучала злость. – К вашему сведению, я отвечаю и за подбор людей.
– Лучших вы не найдете, – спокойно заметил Бондарев.
– Меня не должно интересовать, худшие они в своей профессии или лучшие. Они должны справляться со службой в любой ситуации. Другого критерия не существует.
– Если так подходить к отбору, то в результате останется только один человек. Против любого таланта найдется гений. Но дело в том, что все мы в чем-то хуже, в чем-то лучше. Например, вашего шофера я бы никогда не победил в армрестлинге. Да и бег на длинные дистанции не мой конек.
– Вы умеете навязывать свою игру – ту, в которой вы сильнее других. Это дорогого стоит.
– Годы научили. – Клим вертел в пальцах незажженную сигарету.
– Не стесняйтесь, закуривайте. Я люблю ощущать табачный дым.
Бондарев затянулся и аккуратно выпустил в окно пару колец дыма.
– Вы никогда не задумывались над тем, чтобы пойти на службу в нашу структуру? – Заместитель тут же вскинул руку, предупреждая возражения. – Естественно, не рядовым сотрудником. Для вас можно ввести специальную должность, что-то вроде консультанта, инструктора-теоретика. Назовите ее, как сами пожелаете. В вас чувствуются старая добрая школа, за вами стоит огромный опыт. Этих двоих ребят, охранников, Дмитрия Королева и Андрея Мальцева, вы бы могли многому научить.
– Задумывался. Не вы первый мне это предлагаете.
– Он сам предлагал? – Слова «он» и «сам» были произнесены Иваном Антоновичем так, что не оставалось сомнений – будь они написаны, то только с большой буквы, а то и одними заглавными.
– Да. И я отвечу то, что сказал моему другу: «Друзей не охраняют – если надо, их защищают».
– Достойный ответ, – вздохнул худощавый мужчина, – я не найдусь, что на него возразить. Тем более вам. Придется доложить об исходе спора Президенту.
– Не забывайте, вестникам, приносящим плохую новость, в древности отрубали головы.
– Теперь не древние времена. – Вновь на лице мужчины на мгновение появилась улыбка. – А новость для него хорошая, признаюсь, в споре глава государства поставил на ваш выигрыш.
– Приятно слышать, – Клим пожал руку собеседнику и выбрался из машины.
Бондареву пришлось удивиться – за это время бывшие преследователи успели принести его удочки, оставленные в камышах. Он и заметить не успел, когда именно.
– Ловко вы нас обошли, – потирая щеку, произнес водитель.
– Бывает, сегодня я в ударе. – Клим взял удочки, забросил их на плечо и зашагал к стройке.
У него не было в душе ни большого удовлетворения от одержанной над действующими профессионалами победы, ни сожаления о зря потерянном времени. Ведь можно было в самом деле выбраться за город на рыбалку, а не устраивать дурацкий маскарад. В последние недели так сложилось, что не подворачивалось решительно никаких дел, а сидеть сложа руки Бондарев не привык. Некоторые мужчины в такие дни запивают, бросаются в загул, чтобы только прорваться сквозь бесцельно текущее время. Клим тихо насвистывал, шагая по теплому асфальту. Похвала заместителя руководителя охраны Президента для него тоже мало что значила – и не такие люди по достоинству оценивали его выучку и сноровку.
«…И нет ничего нового под солнцем… и что было, то и будет…» – припомнились Бондареву слова из Священного Писания.
Виктор Валериевич Жигалко уже второй месяц не ходил на работу. Последним местом его службы был склад строительных материалов. Работа не пыльная, мешки с цементом таскать не приходилось. Он работал по ночам. Зарплата сторожа и военная пенсия вполне позволяли сводить концы с концами даже в столице. Но если бы он жил один! Некоторым женщинам никогда не бывает достаточно денег. Жена бросила Жигалко пять лет назад, и не потому, что он часто изменял ей или пил. Грехи за Виктором водились, но в меру. Деньги, проклятые деньги решили участь его семейной жизни.
Начиналась она как по маслу – хотела будущая супруга выйти замуж за военного. В платяном шкафу их спальни висел китель с погонами капитана. Шкаф переехал с ними и в Германию, когда Жигалко получил должность командира роты в Западной группе войск. Золотым временем для семьи стал конец перестройки, когда советским военнослужащим в уже объединенной Германии платили западными марками. Вот эти, большие даже по московским меркам, деньги окончательно испортили бывшую супругу. Вернувшись в Россию, она терпела бедность недолго – разменяла квартиру и забрала себе подержанный «Мерседес», единственную стоящую вещь из совместно нажитого имущества.