– Россия – не СССР. Это во-первых, а во-вторых – она не присоединилась к коалиции. Если мы сумеем доказать, что Россия снабжала или снабжает Ирак химическим оружием, ситуация тут же изменится в нашу пользу.
– У вас есть подобная информация?
Капитан с разочарованием посмотрел на генерала.
– Любую ситуацию можно создать искусственно, – повторился он, злясь на несообразительность генерала.
В глазах военного вспыхнуло понимание.
– Спровоцировать?
– Я этого не говорил. Но план, разработанный мной, можно истолковать и таким образом.
– Я не слышал и не желаю слышать о вашем плане, хоть и читал его, – генерал довольно потер руки, – однако мне стала понятна ваша мысль. Если ваш план удастся, ждите повышения. Если же нет, то ничем не смогу помочь, даже если вы угодите под суд. Никто не должен заподозрить, что это спровоцировано нами. Ваши люди надежны?
– Своих людей я и не собираюсь подставлять. Но есть одиозный российский гражданин, которого можно использовать, – Владимир Брук. Он, кстати, объявлен в международный розыск. В остальном будем использовать иностранцев, имевших в свое время отношение к советскому блоку… Даже если операция провалится раньше расчетного времени, у нас будет возможность свалить всю вину на российские спецслужбы.
– Но даже Владимир Брук не должен понимать, что заказ на поставку сделан нами. Проведите игру исключительно через подставных. Кандидатуры уже подобрали?
– Как всегда. Не желаете взглянуть на фотографии? – предложил аналитик.
Генерал убрал со стола руки, словно боялся случайно прикоснуться к фотографиям и оставить на них отпечатки пальцев, однако в глазах его читалось любопытство.
– Предполагается задействовать троих основных участников. – Томас Уэллер раскрыл папку. – Первый из них – Владимир Брук, о нем вы наверняка наслышаны, один из ведущих мировых частных торговцев оружием, выполняет неудобные, с точки зрения международного права, заказы, в том числе и американские. Достоинство Брука в том, что он всеяден. Второй участник…
– Можете не рассказывать ни о втором, ни о третьем, – усмехнулся генерал, – их я узнал по фотографиям. Вы сделали удачный выбор, мне только остается пожелать вам удачи и напомнить, что в случае провала всю вину вам придется взять на себя. И тогда в лучшем случае объявят, что вы продались иракским террористам за деньги. В худшем – исчезните до начала расследования.
– Я не первый год служу в разведке. Надеюсь служить и дальше. Все, что мне понадобится, – деньги и на завершающем этапе взвод морских пехотинцев.
Кортеж Президента России мчался к полигону. Мелькали за тонированными стеклами замершие на обочинах машины. Изредка над дорогой раздавались грозные окрики, летевшие из динамика головной машины сопровождения:
– Куда лезешь! Водитель синих «Жигулей», прижаться к обочине и остановиться…
«Жигули» тут же прижимались, и водитель, затаив дыхание, ждал, когда пронесется вереница поблескивающих лаком черных машин, над капотом одной из которых трепыхался триколор. А потом еще несколько минут сидел, боясь пошевелиться. За неподчинение – нежелание пропустить колонну – могли и прав лишить. Тут уж ни взяткой не отделаешься, ни отговоришься. И только после того, как все машины трогались, переводил дыхание и водитель синих «Жигулей». О нем никто не вспоминал, никто не стремился его остановить и лишить прав.
За очередным поворотом в хвост президентскому кортежу пристроился заляпанный грязью «Лендровер». Над приспущенным стеклом задней дверцы подрагивали удочки. Машина сопровождения, идущая перед ним, тут же стала сбавлять скорость, вилять, не давая себя обогнать. И тут рация в ее салоне ожила, отозвавшись сдержанным голосом помощника Президента.
– Пусть «Лендровер» следует в колонне, пропустите его перед собой.
– Подтвердите «пропустить "Лендровер".
– Именно так я и сказал.
Водитель машины, замыкающей кортеж, принял вправо, а охранник, опустив стекло, замахал рукой, показывая «Лендроверу», чтобы тот ушел вперед. Клим Бондарев, обгоняя машину президентской охраны, с благодарностью приподнял руку.
– Кто он такой? – вопреки обыкновению спросил водитель-охранник.
Обычно распоряжения руководства не обсуждались ни под каким видом. Он смотрел на заляпанные грязью номера «Лендровера», на густо покрытую брызгами заднюю дверцу, на покачивающиеся удочки.
– Однажды я его видел, – задумчиво произнес охранник, сидевший на заднем сиденье, – в летнюю резиденцию приезжал, на этом самом внедорожнике. С Президентом рыбу ловил.
– Разве Президент – рыбак?
– Что видел, то и говорю.
Кортеж ушел с трассы на узкую, ровно заасфальтированную дорогу с новенькой разметкой, перед поворотом висел щит с предостерегающей надписью «Проезд запрещен». Хоть железные ворота, украшенные золотыми звездами и двуглавыми орлами, были открыты настежь и дорога за ними была ничуть не хуже той, что вела от трассы, кортеж сбавил скорость. Часовой вскинул руку к козырьку и застыл, ему впервые приходилось видеть президентскую машину. Он опустил руку только тогда, когда последний автомобиль миновал ворота, и тут же бросился к телефону – доложить об этом.
Начальник полигона ожидал высокого гостя на краю бетонной площадки у подножия деревянной трибуны. Невдалеке виднелись привезенный сюда неделю назад старый пассажирский лайнер «Ту-134» и две пожарные машины.
Президентский лимузин развернулся на бетоне. Начальник полигона строевым шагом направился к распахнутой дверце. Подошва его ботинка последний раз звонко щелкнула по плитам как раз в тот момент, когда глава государства легко выбрался из машины.
– Товарищ главнокомандующий… – принялся докладывать начальник полигона, то и дело косясь на грязный внедорожник, возле которого стоял скрестивший на груди руки Клим Бондарев.
Президент слушал доклад внимательно, но слегка кривился, словно от зубной боли.
– Приступайте к учениям, – тихо сказал он, – ведь они и есть то, ради чего мы все собрались здесь.
– Прошу подняться на трибуну. Оттуда лучше видно. Условия таковы, – продолжал докладывать начальник полигона, – самолет захвачен условными террористами и произвел посадку в аэропорту для дозаправки, в салоне восемьдесят заложников…
– Прошу прощения, – Президент поднял руку, – я был заранее ознакомлен с условиями. Клим Владимирович, идите ближе, мне будет важно услышать и ваше мнение.
Бондарев стал рядом с главой государства, и они наконец обменялись рукопожатиями.
– Кажется, мы всю жизнь были на «ты». Зачем говоришь «вы», да еще по имени-отчеству? – прошептал Клим.
– Конспирация, – усмехнулся Президент.
На мониторах, установленных по углам трибуны, было заведено изображение с камер, установленных в салоне лайнера: в креслах сидели мужчины, женщины и дети. Между рядами прохаживались вооруженные пистолетами террористы в черных масках. Тем временем на бетонной площадке уже вовсю шла инсценировка освобождения заложников. Под прикрытием заправщика к самолету бежала группа из десяти спецназовцев в полной экипировке – шлемы, бронежилеты. В открытом люке самолета стоял «террорист», прикрывавшийся женщиной, и что-то зло кричал непонятно кому – спецназовцев он не должен был видеть.
– По-моему, он просто матерится. – Бондарев чуть толкнул локтем Президента.
– Что ты хочешь, условия, приближенные к реальным.
Двое спецназовцев, переодетые служащими аэропорта, взобрались на цистерну заправщика и принялись прилаживать шланг. Улучив момент, один из них выхватил из-за пазухи пистолет с глушителем и выстрелил. Террорист, державший женщину, получил в голову заряд красной краски и, картинно вскинув руки, вывалился из открытого люка точно на расставленные под ним картонные коробки. Спецназовцы тут же зацепили раздвижную лестницу за низ люка и один за одним исчезли в фюзеляже; послышалась беспорядочная стрельба; из люка повалил дым.
– То, что происходит внутри, вы можете видеть на мониторе, – услужливо подсказал начальник полигона.
На мониторах ничего нельзя было рассмотреть, кроме клубов дыма и мечущихся теней.
– Спасибо, мы наблюдаем, – глядя на то, как из картонных коробок под брюхом самолета выбирается «смертельно раненный террорист» и брезгливо вытирает со лба красную краску, проговорил Президент.