Владимир пролистал меню и заказал по бокалу немецкого пива.
– Когда выпьем, сразу же повторите, – улыбнулся он официантке.
Виктор сжимал ладонями влажный от конденсата холодный бокал с пивом.
– Долго греть собрался? Пей! За встречу. Сколько пива мы с тобой перепили? – Брук приподнял руку с бокалом и несильно чокнулся с Виктором.
– За встречу, – чуть горьковатое пиво приятно студило гортань, – узнаю немецкий вкус.
– Тот самый вкус – времен ГДР и Штази.
– Тебя в самом деле ищут по всему свету? – спросил Виктор, разрезая ножом пиццу.
– Если бы искали – нашли бы. Я нужен многим.
– А я, кажется, уже никому...
– Не хорони себя раньше времени. Стань утром к зеркалу, посмотри на себя и поймешь, что ты мужик в самом расцвете сил. Скажи себе: «Все у меня получится». Так и случится.
Виктор криво усмехнулся:
– С самого утра на мое отражение лучше не смотреть.
– Ты дня три не попей и тогда посмотришь.
– Бывает, и больше не пью.
– Когда денег нет? – подмигнул Брук.
– По-всякому. Когда денег нет, а когда подходящей компании.
«Полчаса прошло, – подумал Виктор, – он мне выделил час, а я о деле еще не заговорил. Надо спешить. Куда тянуть? Откажет так откажет».
– Володя, есть одно дело.
– А я все жду, когда ты о нем заговоришь. Сразу почувствовал, что ты не просто так меня подцепил. – Брук ел элегантно, умело орудуя вилкой и ножом.
– Я тебе расскажу, а ты уж сам подумай. Это случилось уже после того, как ты из армии ушел, во время вывода войск из Германии.
Брук прожевал кусочек пиццы, отложил приборы и скрестил на груди руки, а Виктор потер внезапно вспотевший лоб.
– Уходили мы в спешке, на сборы всего авиаполка отвели нам две недели. Жаль было бросать то, к чему привык: квартиру в довоенном доме, пейзаж за окном. У меня пейзаж был – кирха на горке и домики с черепичными крышами, как на рождественской открытке. Ну, да... не в этом дело. Мне было поручено сопровождать автоколонну с боеприпасами. А припасы были у нас всякие, в том числе и непростые. – Виктор вздохнул, отправляя в рот неровно отрезанный кусок пиццы.
Брук пожал плечами, а Жигалко продолжил:
– Даже я не знал, что в какой машине лежит, грузили все подряд. Прошли мы Польшу, почти всю Беларусь. И тут один «КрАЗ» колом встал, задний мост полетел. Бывает же такое, стальную проволоку с обочины подцепил, на кардан намотал, и оба дифференциала к чертовой матери на мелкие куски развалились. Даже если бы двигатель застучал – не беда, на буксир взяли бы. А тут колеса словно приварены. Мертво стоим. Надо мной только комроты был. Походил он возле машины, перегрузить ящики не на что, весь транспорт под завязку забит. Вот и оставил он меня да шофера-первогодка «КрАЗ» с грузом сторожить.
Бросил нам с шофером ящик тушенки, и остались мы одни без связи. Обещал, что за три дня кто-нибудь да приедет с другой машиной. Мы неделю прождали. В кабине спали, жрали одну тушенку. До деревни три километра, а в те годы в магазин хлеб если и привозили, то через пять минут уже ни одной буханки не оставалось. От нечего делать мы с шофером в карты играли. Игрок из него никудышный, да и играть приходилось только на интерес. Что у солдата выиграть можно? Я его и поил, и кормил. На восьмой день я не выдержал и пошел звонить. Десять километров до почты пешком отмахал. Единственный телефонный номер, который у меня был, – в доме родителей командира роты. Повезло, на него и нарвался. Он только вчера на новое место дислокации прибыл и за успешно выполненное задание на три дня на родину укатил. «Никто за тобой не приедет, – так и сказал мне, – про машину твою никто и не вспомнит. Тут такой бардак творится, что если кто десять танков по дороге потеряет, то и их пропажи не хватятся». Я еще было заикнулся, мол, авиабомбы на дороге не оставишь – не тюк соломы. А он мне: «Проявляй военную смекалку». Я и проявил. За оставшуюся тушенку нанял в дорожно-ремонтном управлении экскаватор и закопал на хрен все бомбы возле дороги. А машину колхозу подарил. Они меня и шофера моего за это до Смоленска подбросили.
Брук молча выслушал Виктора и вновь пожал плечами:
– История как история. В начале девяностых такое повсюду творилось. Что за авиабомбы ты белорусам на память о себе оставил?
– С отравляющими веществами – химические. «Зорин» или «зоман», теперь точно и не вспомню. Так обрадовался, когда от них избавился, что сразу и забыть постарался.
– Предлагаешь купить?
– Почему бы и нет?
Брук задумался, вертел в руках золотистую зажигалку.
– Не мой профиль. Я законы стараюсь не нарушать. Торгую только разрешенным, тем, на что документы имеются, а химическое оружие запрещено, да и документов у тебя на него нет. Ты хоть место-то найти сможешь? – без особой последовательности поинтересовался Брук.
– С закрытыми глазами. За неделю, что там сидел, я каждый камешек, каждый ориентир запомнил.
– Верю... Ты мне свой телефонный номер оставь на всякий случай.
Виктор принялся хлопать себя по карманам, беспомощно развел руками:
– Ни бумаги, ни ручки.
– Конечно. Это ты, когда капитаном был, с планшеткой не расставался. Диктуй.
В руке Брук сжимал мобильник и сосредоточенно, переспрашивая, вводил цифры одну за другой.
– Готово, – сказал он и сдвинул манжет. – Время не ждет. Рад был видеть. На свой клад особо не рассчитывай. Вряд ли он кому понадобится. – Выдержав паузу, Владимир полез в карман, сунул тысячную купюру под пепельницу и еще три положил перед бывшим приятелем. – Бери, по глазам вижу, что денег у тебя сейчас не густо, а для меня три бумажки – пыль.
– Я отдам, – нерешительно произнес Виктор, привыкший возвращать долги.
– Не надо. Будешь пить, первую рюмку выпей за мое здоровье. – Брук еще раз подмигнул и поднялся с места. – Визитки не оставляю, сам не знаю, где буду завтра, и так всю жизнь.
Бывший советский капитан сидел за столом в одиночестве и теребил три тысячные купюры. Странно, но радости по поводу появления «халявных» денег он не испытывал, скорее злость на самого себя.
«Кто бы тогда сказал, что Володька так поднимется? Ни к складам, ни к топливу отношения не имел. Так... привозил из своих полетов дешевые сувениры: яйцо страуса да диковинную раковину. Вот и все, что у него было».
Подошла официантка. Виктор указал ей взглядом на купюру, торчащую из-под пепельницы:
– Здесь хватит?
– Еще и останется.
– На что именно?
Девушка не заподозрила Жигалко в том, что он может соблазниться еще на одну пиццу или закажет салат:
– На два немецких пива или на три наших.
– Неси, девонька, три наших.
– Сразу три или по одному?
– Все сразу. Зачем тебе три раза бегать?
– Работа у меня такая, – заменив пепельницу, обронила официантка.
«Не позвонит. А номер мой записал только для того, чтобы мне не было обидно», – решил Виктор.
Глава 2
Военные во всех странах одинаковы. Нет, они, конечно, разнятся формой, воспитанием, языком, умением выпить, но суть их всегда остается неизменной. И не важно – российский это военный, американский или германский. Все одним миром мазаны. А если речь зайдет о тех, кто служит в военной разведке и контрразведке, то тут уж сам черт ногу сломит. Все на одно лицо. Профессия накладывает отпечаток не только на душу, но и на внешний вид.
Особенно это заметно в Брюсселе, где располагается штаб-квартира НАТО. Тут можно встретить военных со всего мира...
В одном из кабинетов натовской штаб-квартиры за новеньким дорогим столом из орехового дерева восседал американский генерал. С момента начала войны с Ираком спеси и самоуверенности в нем немного поубавилось. Багдадский загар еще не успел сойти с его лица. Напротив генерала в кресле для посетителей, скромно положив на колени руки, сидел невозмутимый капитан разведки Томас Уэллер.