Господин спускается. Я поднимаюсь. Мы расходимся в полном молчании, но что-то подсказывает мне, что незнакомец — итальянец. Причина этому, наверное, темные очки. Итальянцы обожают эту деталь туалета. Не знаю, мафиози ли подражают бизнесменам, или наоборот, но и те, и другие видят в темных очках изысканный символ загадочности и мужского достоинства вкупе с некоторой долей высокомерия.
— Что от тебя нужно этому типу? — спрашиваю хозяина дома.
— Откуда ты знаешь, что ему что-то от меня нужно?
— Когда кто-то собственнолично приходит к тебе, шанс, что он пришел, чтобы что-то отдать, практически равен нулю. Кроме того, мне показалось, что в выражении его лица я уловил некую угрозу, хотя допускаю, что в этом виноваты темные очки.
— Да ты настоящий наследник великого Шерлока Холмса! — констатирует ТТ.
— Я всего лишь шучу.
— Может, ты и шутишь, но положение таково, что мне не до шуток.
И поясняет:
— Он преподнес мне повесть с украинской нефтью в новом издании.
— В переводе на итальянский.
— Верно! В тебя и вправду вселился дух Холмса.
Несмотря на его старания выглядеть так, будто он в хорошем настроении, видно, что он озабочен. Причина известна. Остается услышать подробности.
— Реванш, — объясняет Табаков. — Проиграв матч, украинцы жаждут реванша. И поскольку их выгнали из Австрии как паршивых собак, они обратились за помощью к итальянской мафии. Сеньор в темных очках назвал себя представителем нефтеперерабатывающей компании в Бриндизи, которой я когда-то продал нефть. Он не то чтобы их адвокат, но иногда консультирует их. Я предложил ему встретиться с моим адвокатом, чтобы они, как коллега с коллегой, обсудили проблему. «В этом нет необходимости, — ответил он. — Я не удивлюсь, если сделка с формальной стороны окажется безупречной, но нас, — говорит, — интересует не формальная, а фактическая сторона дела. Мы, — говорит, — специализируемся на фактической стороне дела, и до адвокатских уловок нам нет никакого дела, поскольку мы и сами в этой области магистры. И в данном случае мы не намерены обращаться в суд. Мы урегулируем наши отношения собственными средствами».
Он придвигает деревянную коробку и спрашивает:
— Выкурим по «Ромео и Джульетте»?
— Непременно, — соглашаюсь я. — Раз казус итальянский.
— Гангстерский. Я не сказал ему прямо, но дал понять, что для меня — то дело в прошлом. Я сказал, что из желания сделать ему одолжение, позвоню в Бриндизи, но он не оценил моего жеста. «Кому бы вы ни позвонили, — сказал он, — наше требование останется неизменным: вы должны выплатить известную вам сумму». И под конец, в знак последней милости, предоставил мне два дня на размышление.
— И что ты скажешь при следующей встрече?
— То же самое, что и при первой.
— А при третьей?
— Третьей встречи не будет.
В тот же день Табаков связывается с компанией в Бриндизи. Там отвечают, что шефа нет на месте. И что попозже они сами позвонят. Звонка, понятное дело, так и не последовало. Мафия нагнала на них страху.
А три дня спустя перед домом ТТ взрывается его «мерседес».
— Я же предупреждал их, чтобы глаз не спускали с моей машины, — рычит Табаков по адресу близнецов.
— Не могут же они неотступно быть возле нее.
— Могут. Для того их и двое, чтобы сменять друг друга.
— Хорошая была машина, к тому же новая, — замечаю, чтобы повысить ему адреналин. — Заплатил бы тому в очках, может, обошлось бы дешевле.
— Да ты понятия не имеешь, о какой сумме идет речь, — раздраженно отвечает ТТ. — И не вживайся так рьяно в роль моего сподвижника.
— Я далек от подобных амбиций. Мое единственное желание — уберечь тебя.
— Меня или мешок с деньгами?
— Это одно и то же.
Два дня спустя взрывом был уничтожен и «опель» итальянца. Единственная разница между двумя взрывами была в том, что «мерседес» взлетел на воздух пустой, в то время как «опель» взорвался вместе с его владельцем.
Год близится к концу, ознаменовываясь эпидемией гриппа. Я редко болею, но это не значит — никогда. Мое положение было сложным, и лишь забота Марты предотвратило худшее. От нее узнаю, что, пока я болел, дважды звонил ТТ, желая справится о моем состоянии.