— Я не готов… Не решил еще.
— Ну, хорошо, Пешо. Как знаешь. Смотри только, не ввяжись во что-нибудь.
— Постараюсь.
— Ладно, до скорого или не очень скорого свиданья!
— До скорого, товарищ начальник!
— Ты действительно собираешься вернуться или дурачишь меня? — спрашивает Марта, когда вечером собираюсь уходить.
— Я вернусь, дорогая, — если не ради чего-то другого, то ради тебя. Как в той песне.
— Что за песня?
— Вряд ли ты ее знаешь. Я все время забываю, что у нас с тобой небольшая разница в возрасте, лет в двадцать.
— Что за песня? — повторяет она.
— Да была когда-то песня, в которой пелось:
Но поскольку я не очень силен в поэзии, замолкаю и обнимаю ее. Мы некоторое время стоим так, прижавшись лицом к лицу, и мне кажется, что я ощущаю у себя на щеке что-то мокрое.
Может, снова пошел дождь?..
Часть третья
ПОСЛЕДНЯЯ МИССИЯ
И снова Родина.
Конец лета, а как будто осень.
Хмурое облачное небо и резкий ветер, разбрызгивающий струйки мелкого дождя. Эти подробности не имеют значения, но все-таки отмечаю их, поскольку, как мне говорил один знакомый писатель, так надо.
После целой ночи, проведенной за рулем, мое настроение тоже не безоблачное. Не говоря уж об офицере на контрольно-пропускном пункте. Он считает своей служебной обязанностью сохранять железную суровость на физиономии. Он делает мне знак рукой отъехать в сторону и произносит:
— Вас ожидают.
Чуть погодя этот ожидающий выходит из служебного помещения. Он в штатском, но это ничего не меняет: тон у него военный:
— Оставьте ключи от БМВ этому молодому человеку. Дальше мы поедем на служебной машине.
Выполняю приказание. «Молодой человек» — второе исправленное издание нашего Пешо, в том смысле что на его лице нет легкомысленной улыбки, а взгляд строг и официален. Наверное, опять будут осматривать мое средство передвижения, но на сей раз без моего присутствия. В общем, холодный прием. Будем надеяться, что он не станет совсем ледяным.
Джип держит курс по направлению к нашей столице, но потом отклоняется в сторону Костинброда. Служивый в штатском хранит неприступный вид а-ля «каменное лицо» — вероятно, чтобы показать, что никаких разговоров в пути не предусмотрено. Впрочем, такая опасность ему не грозит, поскольку я дремлю.
Резкий толчок прерывает мою дрему. Водитель останавливает джип перед дощатым забором.
— Можете выходить.
Деревянные ворота и возле них субъект в одежде цвета хаки, которую носит половина жителей прославленного цыганского квартала. Хозяйственный двор. В глубине — сборно-щитовое здание казармы, а рядом с ней — посаженная на цепь овчарка, подающая предупредительный лай.
— Спокойно, Рекс, свои, — осведомляю ее. Однако собаку, по-видимому, зовут как-то иначе, поскольку лай не стихает.
Манасиев, находящийся в одном из помещений казармы, встречает меня без лая, однако и он смотрит на меня неприветливо.
— Здравствуй, — сухо роняет он, отходя от окна, в которое наблюдал за моим прибытием. — Садись.
Сажусь, а он остается стоять — вероятно, для того чтобы напомнить о своем старшинстве.
— Итак, Боев, наша встреча все-таки состоялась.
И после констатации столь очевидного факта поясняет:
— А ведь некоторые из твоих старых знакомых были уверены, что ты не вернешься.
— Тогда понятно, почему меня встретили почти как диверсанта.
— Ничего подобного. Просто, пожив на Западе, особенно среди состоятельных людей, некоторые приобретают определенный критический настрой по отношению к отечеству. Кое-кто здесь считает, что ты чересчур близко сошелся со своим старым приятелем Табаковым.
— Как вы мне и приказывали.
— Я говорю это не в упрек. Просто информирую о том, какие существуют мнения на твой счет.
— Известно, что за школа злословия эта наша служба.
Наконец он садится за столик, продолжая сохранять прямую осанку и молодцеватость, ставшие частью его натуры.
— Я и мысли не допускал, что ты способен отказаться от возвращения, понимая, что тем самым подставишь под сильнейший удар не только меня, но и свою репутацию. Да, и это тоже комментируют, твоя миссия пока не дала результатов, но я прекрасно понимаю, какие трудности тебе приходиться преодолевать, и не склонен прислушиваться к оценкам сторонних лиц.
Он умолкает, устремляя на меня свой холодный и до неприятности пристальный взгляд.