Правильно расшифрованная, эта глупая затея приобретает совершенно четкий смысл, а ее настойчивое повторение придает этому смыслу зловещий оттенок: «Мы здесь. Наша цель — твои деньги. Мы не уйдем, пока не получим их». Кроме того, совершенно очевидно, что речь идет не об отдельной акции украинцев или итальянцев, а о действиях болгар. «Все началось с вас, болгар, — сказал мне ТТ, рассказывая о всевозможных пакостях, учиненных ему соотечественниками. — Вечная история: стоит болгарам во что-то вмешаться, как все летит к чертям». — «С точки зрения кого ты даешь такую оценку, — спросил его я. — Уж не считаешь ли ты себя чистокровным немцем?»
В свое время, преследуемые властями Австрии, болгары отступили, но теперь, вероятно, чтобы подтвердить тезис ТТ, они возвращаются.
Манасиев оказался дальновиднее и оценил обстановку, опираясь, очевидно, на более полную информацию, чем та, которой его снабдил я. Отсюда и вывод: отозвать меня — значит полностью оборвать связь с Табаковым в тот самый момент, когда делать этого не следует. «Либо его убьют, либо вынудят спрятаться так, что нам придется разыскивать его долгие годы» — этот прогноз едва ли ошибочен.
«Отправим кого-нибудь, чтобы его напугали, — было первым намерением Манасиева. — Пусть задрожит от страха, пусть поймет, что мы его не оставим в покое. А потом, если понадобится, направим к нему Боева — как спасителя, чтобы он понял, кто его единственная опора».
Теперь необходимость в первой части плана отпала. Поскольку ясно, что желающих затравить жертву найдется и без приглашения полковника. Осталась вторая часть плана, и моя задача — информировать Манасиева и спасать Табакова с его деньгами. Как именно? Исходя из обстановки и до подхода помощи.
«Его-то есть кому спасать, — хотелось мне возразить. — Австрийская полиция знает свое дело. Вопрос — кто будет спасать меня». Но я этого, конечно, не сказал. Ведь приказ полковника был четок: «Никаких контактов с полицией!»
— Ты ли это? Вот уж не думал снова увидеть тебя! — почти что искренне восклицает ТТ, когда вечером я переступаю порог знакомого кабинета со знакомым ароматом гаванских сигар.
— Мне не дает покоя забота о тебе, вот я и решил еще раз навестить тебя. Получаешь ли ты по-прежнему депеши на тему «Отдай миллион»?
— Даже по воскресеньям.
— Полагаю, ты предпринял все необходимые меры предосторожности на тот случай, если шутники от депеш перейдут к действиям.
— Естественно. Но теперь, когда и ты со мной, я совершенно спокоен. Надеюсь, старый добрый Макаров у тебя под мышкой?
— В данный момент — нет. Но если ты снабдишь меня разрешением на ношение оружия, буду носить его постоянно.
— Может, и снабжу. Только для этого придется представить тебя моим телохранителем.
— Почему бы и нет! Известно ведь, что унизительного труда не бывает.
В этот момент из соседней комнаты появляется Черчилль и, словно желая позлить своего хозяина, направляется прямиком ко мне.
— Убери это, — рявкает ТТ, заметив как я достаю из кармана пластиковую упаковку. — Черч не ест сосисок.
Бульдог тем не менее осторожно обнюхивает сосиску, потом осторожно откусывает кусочек, потом еще один и еще, пока не съедает всю сосиску целиком.
— Он делает это нарочно, чтобы позлить меня, — рычит Табаков. — Если у него случится расстройство желудка, отвечать будешь ты.
— Мог бы избежать инцидента, если бы угостил меня сигарой. Но ты ведь скуп…
— Сигары на столе. Или ждешь, что я суну тебе их в рот?
Пользуюсь косвенным предложением. Хозяин дома с нескрываемой завистью наблюдает за тем, как я глотаю густой дым, а потом медленно выпускаю его, словно задавшись целью заполонить им весь кабинет. ТТ тоже хочется закурить, но он вынужден придерживается распорядка, навязанного ему врачами.
— Есть еще какие-нибудь тревожные симптомы? — спрашиваю.
— Никаких. Полный штиль. Затишье перед бурей.
— Значит, все в порядке.
— Отнюдь нет. Ты что, не слышал? Затишье перед бурей.
— Это обычная неврастения.
— Хочешь сказать, приступ беспричинного страха?
— Я намеренно избежал точной формулировки. Знаю, что ты обидчив.
— Может, я и обидчив, но не трус. И трепет напряженного ожидания мне не в пику. Это часть удовольствия. Будь ты игроком, ты бы меня понял. Вся моя жизнь была полна рискованных ситуаций. Без них я вряд ли по-настоящему чувствовал бы вкус жизни. Опасность не бросает меня в дрожь. Я не раз пропускал удары. Но на каждый удар я отвечал ударом. Если мне разбивали нос, то я разбивал им голову.