Квартира была однокомнатной. Вся обстановка -- диван, кровать, рассыпающиеся стулья, шкаф с перекошенной дверцей, ну и прочее барахло. К тому же, находясь в последние дни в одиночестве, Китель успел порядком все захламить. Пыль, груда немытой посуды, батарея бутылок из-под самой дешевой водки, которой отравилось немало бедных горожан...
Под стать квартире выглядел и сам Китель. Сейчас, при дневном свете, было особенно заметно, как он сдал. Это уже не тот вальяжный тип, что мог закатить скандал в ресторане из-за занятого столика. Трясущиеся руки, блуждающий взгляд, неуверенность во всем облике... Видимо, он отдал последние силы неудавшейся акции и сейчас полностью смирился с окончательным поражением.
Мне вдруг вспомнилось, как Китель поучал нас с Алиной, как предрекал, что грядут новые времена. Что ж, новые времена наступили, но места в них не нашлось именно Кителю.
Однако сейчас меня интересовало другое. Что случилось с его памятью? Быть может, все дело во времени? За двенадцать лет блокировка ослабла и в конце концов рухнула?
Я выбрал самый крепкий стул и расположился на нем.
Китель принялся кашлять.
Я выкурил полсигареты, а он все кашлял и кашлял.
Казалось, этому не будет конца. Внезапно я догадался:
-- Вы больны?
-- Да... -- с трудом прохрипел он. -- Жить мне осталось недолго... Но это между нами. Инночка ничего не должна знать.
-- От меня она не узнает.
Он выудил откуда-то початую бутылку, налил себе в грязный стакан и, робея, спросил:
-- Будете?
Я лишь усмехнулся.
Он жадно выпил и облизал губы.
-- Так о чем будем говорить? Я поднял на него глаза.
Он съежился, предчувствуя насильственный допрос, и простонал:
-- Нет... нет... Господи, когда же вы оставите меня в покое!
-- Что делать, если мне нужно знать истину? Я сосредоточил волю.
Китель судорожно дернулся и замер в нелепой позе в своем драном кресле.
-- Когда вы впервые вспомнили обо мне? Он молчал, глядя на меня выпученными глазами, как на оживший кошмар. Я усилил импульс:
-- Отвечайте! Ни слова.
Его полная неподвижность, ошалелый взгляд и вывалившийся посиневший язык подтверждали, что дело неладно. Я снял воздействие.
-- Константин Петрович! Вы меня слышите?
Двигались лишь его зрачки, похожие на две мелкие оловянные монетки.
Я поднял его руку, она тяжело упала. Лишь глаза, полные боли и немого укора, следили за мной, но уже будто из другого мира.
Я бросился к телефону и набрал ноль-три.
-- "Скорая"! Человеку плохо! Чего? Возраст? -- Я продиктовал данные, затем назвал адрес и собирался вернуться к бедняге, чтобы уложить его на постель, когда зазвонил телефон.
Я машинально снял трубку:
-- Слушаю.
-- Это вы? -- раздался взволнованный голос Инны. -- Все-таки не утерпели? У меня почему-то тревожно на душе. Пригласите, пожалуйста, папу.
Я оказался в глупейшем положении. Но и хитрить не имело смысла.
-- Инна, -- я старался говорить как можно ровнее, -- вам необходимо одеться. А Степан тем временем пусть найдет машину. Пригласите его к аппарату.
-- Что случилось?
-- Приезжайте. Буду ждать вас здесь.
-- Ради Бога, что случилось?!
-- Боюсь, у нас неприятные новости. Ваш отец. Кажется, у него острый сердечный приступ. Я вызвал "скорую". Сейчас попробую сделать массаж. Давайте закончим разговор, чтобы не терять времени.
На миг возникла томительная пауза. Затем она произнесла уже знакомым мне ледяным тоном:
-- Вы все-таки убили его! А я вам почти поверила... -- Трубку бросили.
Надо же такому случиться, чтобы кондрашка хватил старикана именно сейчас!
Снова затрезвонил телефон.
На этот раз звонил Степан:
-- Хозяин, барышню отпускать, что ли? Или брешет, что вы велели?
-- Немедленно найди машину! Отправь нашу гостью в город и дай ей еще денег. Из тех, что я оставил на хозяйство.
-- Сделаем, коли так...
-- Все! Действуй!
"Скорая" приехала через двадцать минут, в течение которых я тщетно пытался вернуть Кителя в нормальное состояние.
-- Инсульт! -- уверенно констатировал молодой врач и сочувствующе покачал головой.
Несчастного Кителя увезли.
Минуту спустя появилась Инна, отрешенная и недоступная.
-- Где папа?!
-- Инна... -- Я попытался взять ее за руку. Она отшатнулась от меня, как от палача.
-- Где он?!
-- В Центральной.
-- Едем туда!
В машине я сказал:
-- Инна, я должен объяснить, как все произошло. Дело в том, что...
-- Не надо!
-- Нет, черт побери, вам придется выслушать! Ваши обвинения, прозвучавшие по телефону, столь же нелепы, сколь и чудовищны. Поймите простую вещь: если бы я желал устранить вашего отца, то сделал бы это чужими руками, обеспечив себе надежное алиби. Уж перед вами раскрываться бы не стал. Мне не страшен ваш отец. Я не желал ему зла. Неужели не ясно?
-- Зачем вы поехали к нему? -- с дрожью в голосе спросила она. -- Вам мало тех унижений, которые вы заставили его испытать?
-- Инна, мы идем по второму кругу.
-- Зачем вы поехали к нему? -- Я уже заметил за ней эту манеру: упрямо повторять вопрос, на который ей хочется услышать ответ.
-- С единственной целью -- предложить сотрудничество, -- нашелся я. -- О чем, кстати, вчера мы с вами подробно беседовали. Беда случилась нежданно: инсульт разбил его прямо на моих глазах. Это еще счастье, что я оказался рядом и вызвал "скорую". А если бы он был один? Представляете? Вдобавок он много пил. Видимо, это и сыграло решающую роль.
-- Он запил, потому что вы разлучили нас, -- парировала она.
Опять я виноват!
-- Однако, судя по количеству пустых бутылок...
-- Боже, о каких пустяках мы говорим! -- перебила она. -- Какие-то оправдания, объяснения, а он в эту минуту, может быть, умирает!
"Может быть", на мой взгляд, следовало опустить, но я не стал вносить поправку. Вот уж не думал, что моя спутница являет собой классический образец любящей дочери!
-- Инна, если есть хоть малейший шанс, мы отобьем вашего отца у костлявой. Это я вам обещаю! Выше голову! И перестаньте катить на меня разные бочки. Ей-Богу, не заслужил.
К великому моему облегчению, выяснилось, что Китель жив, хотя и находится в критическом состоянии.
Начиная с этой минуты все мои помыслы, вся энергия были направлены на борьбу за спасение вчерашнего врага. Никогда ранее, даже в самой запредельной фантазии, я и представить не мог, что когда-нибудь буду заниматься этим с полной отдачей, забыв про отдых и сон.
Я и вправду сделал все возможное и невозможное.
Пустив в ход биополе, угрозы, лесть, связи, деньги, я добился, чтобы Кителя поместили в отдельную палату, где поставили также койку для Инны -она непременно желала находиться рядом с умирающим отцом. Через Вику я нашел двух лучших сиделок, вменив им в обязанность ухаживать не только за Кителем, но и за Инной и регулярно передавать мне информацию. Я доставал наидефицитнейшие лекарства, привлек первейших медицинских светил города, выписал профессора из Москвы.
На Инну было страшно смотреть. И без того тоненькая, она стала почти прозрачной. Ела ли она? Спала? Боюсь, что нет. Часами сидела она неподвижно возле отца, держа того за руку, будто вливая в него собственные силы.
Если бы это помогало, клянусь, я сам взял бы Кителя за вторую руку, лишь бы сгладить страдания Инны.
Впервые в жизни я понял, что разделять страдания любимого человека -тоже счастье, пусть и горькое.
Как-то под вечер третьего дня лечащий врач, удивительно похожий на Бармалея из старого мультфильма, заметив меня в коридоре, взял под локоток и отвел в сторонку.
-- Мужайтесь, мой усталый друг, -- пророкотал он, принимая меня, очевидно, за родственника больного (а кто еще прикладывал бы столько усилий?). -- Надежды терять не будем, но надо готовиться к худшему. Суть не в инсульте. Мы значительно сгладили бы его последствия в течение ближайших месяцев, форма, к счастью, не самая тяжелая. Но, увы, он поражен и другим, более коварным, неизлечимым пока недугом -- вы понимаете, что я имею в виду, -- и жить ему осталось считанные дни. Может, часы... Он пережил некую эмоциональную встряску, которая резко усилила развитие болезни. Медицина в данном случае бессильна. Хотя опять-таки помните: надежда умирает последней. -- Он вздохнул. -- Но советую, не теряя времени, готовиться, -- вы понимаете, что я имею в виду...