-- Милый, поздравь, я подписала важный договор.
-- Поздравляю, -- буркнул я.
Бросив на меня мимолетный взгляд, она подошла и села рядом.
-- А почему так вяло? Что-нибудь случилось? Не в силах сладить с глухим раздражением, я желчно воскликнул:
-- Похоже, Саныч стареет! Я поручил ему простенькое дельце, а он завалил его.
Она многозначительно промолчала.
Внезапно мне захотелось услышать из ее уст колкость в адрес Саныча.
-- Или я ошибаюсь? Почему ты молчишь?
-- А что я должна ответить? Ты же сам запретил мне критиковать нашего Саныча. -- Слово "нашего" она произнесла с неподражаемым сарказмом.
-- Не помню такого запрета, но если он был, я его отменяю.
-- То есть отныне принцип гласности распространяется и на Саныча?
-- Отныне и во веки веков!
-- Ладно... Так вот, если тебя интересует мое мнение: я не уверена, что Саныч стареет. Да ты посмотри на него -- он полон сил и энергии, такой же живчик, каким был всегда.
-- Ого! Никак ты решила взять его под свою защиту? Она подняла на меня выразительные серые глаза, которые умели быть очень жесткими.
-- Что ж, пришла пора серьезно поговорить о Саныче. Ты сам этого захотел... Не пожалеешь?
-- Я же сам этого захотел. Ты права.
Она ласково провела ладонью по моему затылку:
-- Милый, позволь заметить, что твоя доверчивость не знает границ. Ты не замечаешь очевидного.
-- Будь добра, говори конкретнее. Ее легкая рука продолжала осторожно массировать мой затылок, снимая боль.
-- Хорошо. Твой Саныч выходит из-под контроля. Ему осточертело быть на вторых ролях. Он почувствовал силу и мечтает стать наконец независимым хозяином. Ты, вернее, мы с тобой стоим на его пути. Значит, ему нужно избавиться от нас. Вот мое мнение, если оно тебе интересно.
Я коротко хохотнул.
-- Ну-у, дорогая, ты преувеличиваешь. Его душа передо мной как на ладони. Я читаю в ней не хуже, чем в открытой книге. И если бы там мелькнуло хоть что-то подозрительное... Саныч -- вечно второй. Это его врожденный комплекс. Вроде аппендикса.
-- Ты уверен?
-- Да он сам признавался.
-- Ах сам! Ну тогда конечно...
Что-то пугающее было в ее нарочитой язвительности.
-- Милая, извини, но я плохо тебя понимаю. Инна придвинулась ближе, не отводя от меня глаз, выражение которых сделалось тревожным.
-- Вадик, я знаю, что у тебя дар, что ты умеешь оказывать влияние на людей, подчинять своей воле... Но скажи, когда в последний раз ты проверял Саныча?
-- В этом не было необходимости, -- пробормотал я, понимая, что говорю глупость.
-- Разве?
-- Он боится меня, -- отчего-то упрямился я.
-- Страх живет бок о бок с ненавистью.
-- Это уж слишком!
-- Отчего же? Неужели тебе неизвестно, что благодетеля ненавидят сильнее, чем врага?
-- Прекрасный афоризм!
-- Но, к сожалению, довольно затертый, да?
-- Как и всякий другой.
Инна сбросила туфли, забралась с ногами на диван и прижалась ко мне, склонив голову на плечо.
-- Саныч сильно переменился в последнее время, согласен?
А ведь Инна права... Абсолютно права, надо отдать должное ее наблюдательному уму. В Саныче уже не было прежнего подобострастия и раболепия. Того маленького человечка", что становился передо мной на колени и благоговейно целовал руку, более не существовало. Саныч нередко пускался в спор, а то и открыто перечил мне. Наглядный пример -- последнее задание.
Однако главные аргументы моей жены-разумницы были впереди.
-- Ты не удивлен, что он скрывал от тебя своих людей, когда объезжал тайники? Его команда подчинялась только ему, так ведь?
-- Но я сам настаивал на этом! -- воскликнул я. -- Зачем мне лишние свидетели?!
-- А он воспользовался твоей покладистостью. Я согласна -- не было нужды рисоваться перед этими мальчиками. Но держать их в кулаке, заставить понимать, кто настоящий хозяин, -- это твоя святая обязанность. А ты передоверил ее Санычу. А уж он не промах -- держал парней в ежовых рукавицах и только успевал снимать пенку.
-- Инна, стоит ли толковать о пройденном этапе? Кстати, что за пенку ты имеешь в виду?
Она вздохнула, будто еще раз поражаясь моей наивности.
-- Ты уверен, что он привозил тебе все золото?
На миг я окаменел. Никогда мне и в голову не приходило подозревать Саныча в обмане. Но после слов Инны я готов был допустить все что угодно.
-- А я не уверена, -- продолжала она. -- Держу пари, что лучшую долю он сразу забирал себе, а перед тобой ломал комедию.
-- Мне это проверить проще простого, -- пробормотал я.
-- Вот и проверь, -- кивнула Инна. -- Лучше поздно, чем никогда. Ручаюсь, тебе откроется много интересного, и тогда ты поймешь наконец, кто такой Саныч.
-- Если он и вправду обманывал меня... -- Я запнулся.
-- Что тогда?
-- Ему не поздоровится, -- неопределенно заключил я. Она порывисто прижалась ко мне:
-- Милый, я знаю, что ты сильный. Но умоляю, поменьше доверяй людям. Они такие скоты! Недаром же Саныч отказался вкладывать золото в наше дело. Заставь его показать свой тайник. Его доля тебе известна. Если там больше... Ну чего объяснять? А в том, что там намного больше, я не сомневаюсь. Ты получишь доказательства и поймешь, что я была права с самого начала, а вовсе не наговаривала на твоего любимчика.
Тяжелая пелена застила мне глаза.
Неужто этот прохиндей, этот прожженный плут с внешностью кристально честного малого держал меня за деревенского дурачка? Ну, Саныч, если моя драгоценная жена права, берегись!
-- Пусть он при нас достанет свою захоронку, -- доносился из глубин космоса голос Инны. -- Только мы втроем. Пересчитаем вместе. И пусть он держит ответ.
-- Он ответит, -- с угрозой пообещал я. -- Ответит за все! Я заставлю его сказать, почему он так поступил.
-- Почему -- понятно без объяснений. Я недоуменно посмотрел на нее. Инна взяла мое лицо в свои ладони:
-- Милый... Как же ты не понимаешь?! Ведь у него растет сын! Горячо любимый сын!
Одной фразой она рассеяла все мои сомнения (которых, впрочем, почти не оставалось). Что тут Доказывать?
Любовь Саныча к сынишке, вообще к семье носила гипертрофированный характер. Я знал, что ради своих близких Саныч не пожалеет жизни, и не видел в том ничего предосудительного. Напротив, меня это умиляло. Да я и сам с симпатией относился к мальчишке. Но сейчас отцовские чувства Саныча представлялись мне миной замедленного действия, направленной против меня. Я понял простую истину: то место, которое раньше я занимал в сердце Саныча, безраздельно занято его семьей. А я? Я даже не вытеснен, я стал досадной помехой, этакой занозой, которую надо вырвать, а еще лучше уничтожить.
Какой же я глупец! И какая умница Инна! Она в два счета раскусила этого скользкого типа. Действительно, разве можно верить предателю?!
-- Что предлагаешь? -- спросил я ее и как жену, и как сообщницу.
-- Ты сам должен решить, Вадик.
-- Ладно, не будем пороть горячку. Мне надо успокоиться и как следует все обмозговать.
-- Только не тяни. Как бы не припоздниться.
-- Не волнуйся, милая. Никуда он теперь от меня не денется.
* * *
Саныч явился наутро.
У него был вид человека, желающего загладить свою вину.
Хитрец!
Рассыпаясь в витиеватых комплиментах, он принялся выведывать, не согласимся ли мы с Инной посетить вечерком его скромную обитель, на задворках которой задымится мангал, распространяя аромат великолепного шашлыка, который он уже замариновал в белом вине с добавлением всех необходимых специй.
Знает, подлец, что мы обожаем шашлык его приготовления.
-- Надеюсь, ты еще не собираешься нас отравить? -- пошутил я.
Саныч вытаращил глаза:
-- Федорыч! Если я когда-нибудь и отравлю тебя, то только своей глубокой преданностью, которая, к сожалению, как я заметил, вызывает у тебя легкую тошноту.
-- Ладно, старый плутишка. Не паясничай. Мы придем.
* * *