Сам барон Стекль – подтянутый кудрявый шатен лет шестидесяти, с холёными бакенбардами и ровно приглаженными усами – производил впечатление человека дотошного, хотя не лишённого приятности. Круглое моложавое лицо его, почти лишённое морщин, говорило о некотором педантизме, простительном для немецкого чиновника. Тщательно уложенные виски свидетельствовали об определённом самолюбовании. Читая бумаги от великого князя, он иногда беззвучно шевелил губами, проговаривая про себя фразы. Это означало, что барон, как подобает истинному дипломату, придавал большое значение форме выражения мыслей. Закончив чтение, он сложил бумагу и поднял глаза на Костенко.
– Любопытно. А вы имеете что-нибудь добавить к сему письму?
– Нет. Разве только… – Костенко заколебался.
– Да-да?
Степан Степанович просил обсудить с вами возможность переговоров с американской стороной по поводу польских капёров.
– Вот как? – барон задумался. – Я поставлю этот вопрос перед госсекретарём. Ещё что-нибудь?
– Больше ничего.
– Какова ваша задача?
– Я должен передать его превосходительству контр-адмиралу Попову, командующему Тихоокеанской эскадрой, распоряжения морского министра на случай открытия боевых действий, и доставить Степану Степановичу информацию, собранную Поповым в восточных морях.
– Хм… Задача не из простых. Вам предстоит дважды пересечь весь континент. – Он посмотрел куда-то вдаль и побарабанил пальцами по столу. – Признаться, нахождение наших военных судов в американских портах вовсе не кажется мне такой уж удачной мыслью. А впрочем, великому князю виднее… Вы встречались с князем Горчаковым перед отбытием?
– Да.
– И что он сказал по поводу этого похода?
– Мм… В общих чертах, то же, что и вы.
– Я так и думал. – Он покосился на Костенко и, слегка улыбнувшись, чуть наклонился к нему. – Между нами, всё это сильно отдаёт авантюрой. Но распространяться об этом, разумеется, не стоит. – Он приложил палец к губам. Затем поднялся с кресла, взял со стола трубку и принялся ходить по комнате, посасывая мундштук. – Я писал его сиятельству, что Конфедерация – это мощная сила. Посмотрите, кто командует её армиями – генералы Ли, Джексон, Лонгстрит… Джексон, впрочем, погиб, но это неважно… Блестящие вояки! Разве могут с ними тягаться те прохвосты, что ведут в бой союзные войска? Линкольн набирает ландскнехтов со всего света, думая, что деньги способны восполнить отсутствие опыта. Но он ошибается. Располагая поддержкой европейских держав, Конфедерация сумеет отстоять свою независимость. Люди из Вашингтона не могут понять, что никакие поляки, ирландцы и немцы не сохранят для них союз. – Он всплеснул руками. – Вы знаете, что в союзной армии есть даже один русский – некий Турчанинов, несомненно, такой же проходимец, как и остальные, к тому же изменник. О неграх я и не говорю! После освобождения рабов они полились в армию сплошным потоком, надеясь поживиться имуществом белых. Правительство позволило формировать полки из этих дикарей, на манер индийских сипаев, надеясь, что этот сброд устоит против джентельменов с Юга. Тщетные потуги! Единство Союза обречено, о чём я не раз имел честь докладывать его императорскому величеству. Увы, мой голос не был услышан. Теперь, с подачи великого князя мы вынуждены вступиться за гиблое дело, окончательно испортив отношения с европейскими державами. Но это ещё не самое худшее! Плохо то, что Соединённые Штаты никогда не оценят нашей жертвенности. Эта страна – пристанище для самых отъявленных смутьянов. Они носятся со своими химерическими идеями, сбивая с толку народ и вызывая у него сочувствие к себе. Их фетиш – так называемая демократия, а по существу охлократия, которая уже довела их до гражданской войны и боюсь, скоро совсем погубит эту страну. Мы для них – разновидность восточного деспотизма. Все наши жесты дружбы – пустой звук для этих господ, польские анархисты всегда будут им дороже, чем император всероссийский. Не дайте себя обмануть! Они будут говорить вам о сердечном согласии, но в душе всё равно останутся невежественными снобами. Анархия и свобода для них – одно и тоже. Мне тяжко говорить такие вещи, я люблю Америку, но это так. – Барон остановился, вынул трубку изо рта. – Надеюсь, я не слишком запугал вас этой импровизированной речью? Просто мне хотелось уберечь вас от некоторых иллюзий, которые, к прискорбию моему, владеют умами некоторых весьма уважаемых людей в России.