Высшая школа имени Вудро Вильсона
15:47
Фокс Малдер смотрел на «C» на его тесте по истории, пока шел по тротуару с Гимблом. Его друг не прекращал болтать со звонка с шестого урока, оповестившего о начале весенних каникул. Таким уж был Гимбл, ничто не влияло на него. Он бы не тратил время на переживания из–за одной плохой оценки, но Малдер так не мог.
После трех схожих по формату тестов – тридцать вопросов с вариантами ответов из учебника и двадцать вопросов с коротким ответом – их учитель истории внезапно решил сделать контрольную с сочинением.
– Не понимаю, – Гимбл посмотрел на листок Малдера. – Разве ты не читал учебник?
– Читал.
– Тогда как это? – спросил Гимбл. – С твоей суперсилой ты должен был все пройти с легкостью.
– Фотографическая память – не суперсила. Это аномалия, – и проклятие, как думал Малдер.
То, что он мог запомнить каждое прочитанное слово, раздражало людей в школе – его одноклассников, потому что они учили весь день, а Малдер все равно получал оценку выше, и его учителей, потому что им не нравилось, что он знал больше их.
И Малдер не говорил о своей памяти, если удавалось это скрыть. Но было сложно скрыть это от Гимбла, ведь они были друзьями. Малдер выдал себя, процитировав страницы из журнала «Старлог» слово в слово.
Но его память не помогла сегодня. Малдер скомкал тест и сунул в задний карман джинсов.
Гимбл заметил это и воспринял как знак, что Малдер переживает из–за своей оценки.
– Может, сегодня сила дала сбой, схемы перегрузились?
– У меня нет сбоев, – только не в памяти. – Это не так работает. Я помню все, что читал.
– Тогда откуда такая оценка?
– Американские учебники по истории испорчены, – сказал Малдер. – В них много неточной информации.
Гимбл хлопнул себя ладонью по лбу.
– Чувак? Не говори, что написал это в контрольной.
– Когда делегаты континентального конгресса подписали декларацию о независимости? – спросил Малдер без заминки. – Назови дату.
– Это вопрос с подвохом, – Гимбл нахмурился, задумавшись. – Мы говорим о декларации о независимости, которую подписали пятьдесят шесть человек с известной подписью Джона Хэнкока?
– Именно.
– Легко. Четвертое июля 1776, – уверенно сказал Гимбл.
– Не вздумай так играть в «Jeopardy!», потому что ты неправ, – сказал Малдер. – Континентальный конгресс голосовал за независимость второго июля. Четвертого декларацию принял конгресс и подписал Джон Хэнкок.
– А что я не так сказал? Ты спросил, когда подписали делегаты, а не когда они голосовали.
Малдер кивнул.
– Да. Но четвертого июля подписал только Хэнкок.
– Ты издеваешься, – не поверил Гимбл. – Я видел настоящую декларацию в архивах. Она вся внизу покрыта подписями.
– Пятьдесят шесть, – сказал Малдер. – И большая часть была поставлена второго августа. Но в нашем учебнике этого нет.
Гимбл почесал голову.
– Плохие учебники. Понял. Но почему ты не написал то, что говорится в параграфе, и не ушел с отличной отметкой?
Малдер пожал плечами.
– Потому что информация неверна.
– Какая разница?
«Мне есть разница».
Малдер терпеть не мог ложь. Ему скармливали ложь дома, но он отказывался воспринимать ее и в школе.
– Твой отец разозлится из–за оценки? – спросил Гимбл.
Малдер фыркнул.
– Он даже не знает, что я писал контрольную.
– Везет. Майор всегда задает вопросы. Не буду удивлен, если у него окажется копия учебной программы.
Он никогда не встречал отца Гимбла, но, судя по рассказам друга, мужчина это был строгий. Не каждый отец заставил бы сына называть себя «майором».
– Твой отец не может быть таким плохим, – сказал Малдер. – Не у всех в доме есть широкоугольный отражающий телескоп.
Гимбл улыбнулся.
– Ладно… телескоп крутой. Друг майора из воздушных сил подарил его нам. Это тебе не подделки для глупых в магазинах.
– Серьезно? А я и не знал, – сказал Малдер с сарказмом. – Я же не знаю про телескопы с бесконечной осью.
– Выпендриваешься.
Малдер рассмеялся.
– Моя бессонница пригодилась бы, и я бы мог увидеть астероид или найти кратер и назвать в свою честь, как Джордж Хейл. Уверен, что твой отец не против моего визита?
– Я же говорил, он сказал, что все хорошо, – Гимбл тряхнул головой, чтобы длинные волосы убрались с глаз, так он делал по пятьдесят раз на дню. – Можно как раз посмотреть в телескоп.
Малдер ускорился. В детстве он мечтал стать космонавтом. Ему было десять лет, когда отец сказал, что этого не случится. Космонавты проходили проверку зрения, а у Малдера была протанопия – разновидность красно–зеленого дальтонизма. Многие думали, что это означает, что он не может различить красный и зеленый, но протанопия мешала ему только видеть красный. Один цвет. Этого хватило, чтобы разбить мечту Малдера.
– И я хотел бы показать тебе не только это, – Гимбл забежал вперед и пошел спиной вперед, а лицом к Малдеру. – У меня сорок восемь карточек «Звездного пути», не считая повторы. Никто их не считает, знаешь? И у меня есть карточка доктора «Боунса» Маккоя, которая выходила три года назад, в идеальном состоянии.
– Круто, – Малдер привык к одержимости «Звездным путем». Фиби, его лучшая подруга в Мартас–Винъярде, тоже собирала карточки, как и все, кто видел сериал или фильм.
– У меня есть кое–что еще круче, – Гимбл споткнулся о выбоину, но удержал равновесие. – Или почти такое же крутое. Или такое же, – сказал он, словно упрашивал его ответить.
– Например?
Гимбл повернул на улицу, обрамленную коричневым камнем. Вместо ответа он остановился у второго дома.
– Вот и пришли.
– Надеюсь, у тебя есть вредная еда, – Малдер пошел за другом по ступенькам. – У папы есть только семечки.
Гимбл замер у двери.
– Майор немного странный. Я уже рассказывал, да?
– Сотню раз, – сказал Малдер. – И тридцать секунд назад тоже. А чей отец не странный?
– Пожалуй, «немного» – это преуменьшение. И от отчетов о пропавшем ребенке он стал еще хуже.
Того малыша звали Билли Кристиан.
На миг Малдер не мог дышать. Казалось, кто–то выпустил воздух из его легких, а потом ощущение прошло, как и всегда. Гимбл все еще говорил.
– Смерть мамы стала для него ударом, понимаешь?
– Понимаю, – мама Малдера изменилась навеки после того, как пять с половиной лет назад пропала его младшая сестра Саманта. Каждую ночь она надевала фартук и готовила одно из ее любимых блюд – мясной рулет или запеканку – пытаясь сделать вид, что их семья не разваливается на части. Она сидела на кухне и читала журнал или пробивала купоны, пока ждала истечения таймера на печи. После третьего раза он увидел, как мама смотрит в пространство, а печь пищит, и запеканка подгорает в шаге от нее. Малдер после этого прислушивался к таймеру.
Но одной ночью он ошибся и пошел в душ до этого. Когда он пришел на кухню, уже звенела пожарная сигнализация, а черный дым наполнял комнату. Его мама сидела посреди хаоса, ее щеки были в слезах.
Малдер сглотнул и прогнал воспоминание.
– Мы заходим или нет?
– Думаю, да, – Гимбл достал ключи и отпер пять засовов на двери.
Малдер прошел за ним, но остановился в прихожей. Она выходила в то, что должно было выглядеть как гостиная, но Малдер не был уверен, потому что каждый дюйм пространства, кроме дивана, кресла и кусочка на ковре в центре, был покрыт мусором.
Конечно, Гимбл не приглашал его раньше. Многие тут же убежали бы, но Малдера дом друга странно восхитил.
– Майор все бережет, – Гимбл прошел к телевизору и взял рацию. Он нажал на кнопку на боку и сказал. – Это я. Я дома.
Рация зашипела, послышался мужской голос.
– Эта линия безопасна. Пароль?
Гимбл закатил глаза.
– Агент хаоса.
Рация снова затрещала.
– Встречаемся у точки эвакуации в шестнадцать сто.
– Он про четыре часа, – объяснил Гимбл Малдеру. – Понял. Отключаюсь, – он вернул рацию на телевизор и опустил плечи. – Прости, если я не отчитаюсь, майор решит, что я – нарушитель.