Были, конечно, и другие ритуалы, которые протокол требовал провести, дабы убедиться, что кладбище на сто процентов «не активно», но Фигаро к этому времени уже окончательно решил задвинуть на них здоровенный болт с левой резьбой. На этом кладбище никогда ничего не случалось, и не случится в ближайшие двести-триста лет. «А вот потом можно будет устроить и повторную инспекцию, – думал следователь. – Хотя, конечно, печати на воротах обновить стоит. И подпись под это дело у Хонти в сопроводиловку. А пока что не торопись. Гуляешь – ну и гуляй себе»
На кладбище было зелено и тихо; старинные дубы и высокие лиственницы прятали земляные холмики от солнечного света, даруя усталому путнику благословенную прохладу. Усталый путник не возражал; больше всего на свете Фигаро не любил сжигать на солнце тонкую кожу на щеках и носу, а солнце как раз приближалось к той коварной точке, когда его лучи так и норовили стрельнуть прямо в глаз.
«Марта Раберфорт, – читал следователь надписи на камнях, – 1729-1825. Любящей Матери от её Дочерей. Прими тихий Покой и храни нас с Небес» Красивый памятник, но сама могила запущена и уже порядком подзаросла травой, которую, разве что иногда прореживал местный сторож. Где сейчас дочери госпожи Раберфорт? Разъехались, разлетелись по свету... А вот красивая гранитная плита: «Марк Циганян, 1702-1800. Колдун и защитник. Пал смертью храбрых в битве с Древним Вендиго. Покойся с миром, герой»
Фигаро только покачал головой: даже мастер Целеста не полез бы драться с Древним Вендиго. Ну, разве что имея под боком вооружённый до зубов отряд Белой Гвардии. Так что Марк Циганян был либо прямым потомком Мерлина, либо просто не успел убежать. Увы, но бывает и такое. Жизнь полна неожиданностей, что делает её, конечно, куда интереснее, но и трагичнее.
А вот могилы поновее: «Юрий Гонза, 1790-1870. Кузнец». Просто и лаконично, аж дух захватывает. Или вот: «Анна Вострикова, 1787-1850. Бросилась с моста из-за неразделённой любви. Надеемся, мама, ты нашла покой. Спи с миром» Неразделённая любовь в шестьдесят три – ха, а дамочка-то была гуляй-поле! Жаль, такой бы жить да жить... «Кузьма Коффер, 1880-1844. Зарезан за карточный долг, и более никому ничего в этом мире не должен. Друзья»
Фигаро остановился, и медленно осмотрелся вокруг.
Кладбище закончилось. Точнее, закончился самый новый его участок, что к настоящему моменту был выделен муниципалитетом под захоронение. Далее тихо шелестели ветви старых дубов, медленно взбираясь по покатому склону, и доносилось откуда-то журчание ручья.
Фигаро подумал, и решил пойти поискать самые старые могилы (он всё ещё был под впечатлением от экскурсии в ратушу). Кажется, по пути сюда следователь даже видел пару мавзолеев, увенчанных старинными крестами, возможно, семейные захоронения местной знати. Конечно, даже после упразднения матушки-Церкви под крестами хоронили еще почти век (потом мода на них прошла сама по себе), но, шут его знает, может быть, удастся наткнуться на что-то действительно древнее.
Он развернулся на пятках, раздумывая, не забить ли трубочку, и тут внезапно почувствовал беспокойство.
Что-то было не так.
Нет, дело было не в эфире – Великое Единое всё так же спокойно плыло, оставаясь при этом на месте, как и первый день творения. Никто не наблюдал за следователем, никто не наводил на него враждебное заклятье, и Других существ, насколько он мог судить, в округе не было тоже.
Тогда откуда это странное чувство, будто из-под ног вышибли почву?
Фигаро огляделся, но вокруг лишь ветер тихо шуршал в высокой траве у могильных холмиков, да пели в ветвях деревьев невидимые птицы.
«Артур, Артур, старый мошенник, – подумал следователь, – вот и где ты есть, когда ты так нужен?.. Хотя понятно где: с Морганой в Белой Башне, ломает голову над тем, как восстановить своё человеческое тело». Пару месяцев назад старый склочник таки сумел построить то, что он называл «психотронным ретранслятором»: некое устройство, в радиусе мили от которого Мерлин Первый мог появляться в своей активной призрачной ипостаси, точно так же, как и рядом с Орбом. Конечно, сознание Артура всё ещё находилось в печатке на пальце у Фигаро, но его внимание и «тело» сейчас были далеко.
«Ну, хорошо, подойдём к вопросу иначе: что сказал бы Артур, будь он сейчас здесь?»
В голове тут же зазвучал ехидный голос Артура-Зигфирида Медичи; вообразить его оказалось куда проще, чем казалось. Слишком уж привык Фигаро к тому факту, что там, где раньше в его голове жил только обычный треплющийся хор бессвязных мыслей, жил, был и иногда отпускал колкие замечания отдельный, не принадлежащий ему, следователю, голос. Голос едкий, зачастую совершенно невыносимый, гораздый на ехидные шутки, но, в то же время, всегда готовый прийти на помощь.
«Ладно, – сказал воображаемый Артур, – вот ты стоишь посреди кладбища, и не можешь понять, что же тебя так взбудоражило. Демонов вокруг, вроде бы, нет, огненный дождь с неба не сыплется, земля не трясётся, и сторож не бежит с ружьем, заряженным крупной солью. Так, может, дело в том, что вы, Фигаро, пропустили обед?»
«Замечательно. Просто прелестно. Теперь надо мной будет глумиться воображаемый Артур. Вообще-то, я тебя не для этого сейчас придумываю, ясно?»
«Ясно, – легко согласился голос-в-голове, – но, видишь ли, какая штука: если у твоих мозгов хватает ресурсов на то, чтобы вообразить себе целого меня, то почему же их не хватает на банальное «подумать в течение пяти минут»? Я чему вас учу уже четвёртый год, вашу ж в бога и в душу мать?»
«Я с удовольствием подумаю, как только пойму, о чём мне думать»
«Интересный взбрык сознания, – хмыкнул «Артур», – однако же, на самом деле, ты уже обо всём подумал. Беспокойство не берётся из ниоткуда; беспокойство есть признак того что что-то идёт не так. Твой мозг уже всё увидел, обработал и разволновался. Просто эти калькуляции ещё не дошли до твоего сознания. Помоги им. Начнём сначала: ты шёл по кладбищу, читая надписи на табличках. Потом кладбище закончилось. Что случилось в этот момент? Оглядись ещё раз: что прямо здесь и прямо сейчас не так, как должно быть?
Фигаро, нахмурившись, повертел головой по сторонам... и едва не шлёпнулся в яму.
Он стоял на краю того, что со временем должно было стать могилой – длинная яма в земле, выкопанная в паре футов от ограды соседнего захоронения. Просто яму было трудно заметить; её вырыли очень давно, и земля в ней уже успела зарасти травой и какими-то мелкими белыми цветочками.
В самой яме не было ничего удивительного; могильщики всегда выкапывают одну-две такие про запас. Удивительным было то, что эту конкретную яму, похоже, вырыли несколько лет назад.
«Миранда Таун, – прочёл Фигаро надпись на соседней могиле, –1780-1881. «Спи спокойно, дорогая мама». «Юрий Крим, 1801-1881. Друг, отец и просто хороший человек. Помним». Ещё чуть левее: «Мария-Мирабель-Анна Коуч – 1790-1880. От вечно любящей сестры»
Он медленно шёл вдоль стел, надгробных камней и плит, читая имена, эпитафии, а, главное, даты.
1880... Опять 1880... 1879... И ещё... И ещё... Да тут целый ряд 1879-го... Ага, а вот, значит, 1978-ой, всё верно...
«Что же получается, – думал Фигаро, медленно потирая лоб, – последний человек в этом городе умер в 1881-ом году? И больше никто не умирал, а выкопанная «про запас» яма так и не понадобилась? Ну, нет, это уже чересчур. Я готов поверить, что здесь никто не совершает преступлений, но то, что здесь уже восемнадцать лет никто не умирает – это, извините, уже за гранью»
«Ага, – согласился голосок «Артура», – вот тут ты совершенно прав. Ищешь логическое объяснение – в кои-то веки! Наш мальчик стал взрослым! Я сейчас заплачу от умиления!»
«Я сейчас тебя обратно распридумаю. Что ты предлагаешь: поверить, что тут все внезапно стали не только невероятно вежливы, но и бессмертны?»