– Знакома? – насторожился Александр, и невольно рука потянулась к поясу, где под плащом хранился кинжал.
– О, да! Это Ядвига. Следуйте за мной. Вы не пожалеете!
Он сразу догадался, что девушка подослана. Кем? Неужели Ядвигой? Или тем, кому его пребывание в Венеции не дает покоя? Хотят увести с площади как раз в тот момент, когда может появиться свита Орлова-Чесменского. Впрочем, оставаться здесь также бесполезно, если участники заговора отсутствуют или скрываются под масками. Зодич оглянулся на своих спутников, «пираты» уловили его красноречивый взгляд.
Костюмированная римлянка провела его мимо Дворца Дожей, мимо тюрьмы к дальнему мосту, где свернула в сумрачную улочку. Пахнуло застоявшейся сыростью. Вода канала мелко зыбилась. Одолев еще один крутой мостик, они подошли к старому зданию, возле которого возвышался каменный колодец для сбора пресной воды. Судя по вывеске, здесь был приют для бедняков.
– Сюда, – указала, собираясь уходить, провожатая. – С вас денежка! А кто ждет вас – не мое дело!
Зодич протянул ей монету и, обернувшись, заметил невдалеке своих матросов.
Тяжелая дверь под рукой Александра, скрипнув, подалась, и он очутился в темном коридорчике, соединенном с комнатой. В узкое окно едва проникал свет, его точно бы не хватало в этом просторном помещении. И лица людей, вдруг представших перед ним, были бледны и расплывчаты. Он узнал всех: и мнимого Сикорского, и пана Манульского. «Цирковой стрелок» вскинул пистолет, как бы предупреждая малейшее движение вошедшего, с усмешкой заговорил по-французски:
– Мсье не ожидал такой встречи?
– Я не понимаю, господа, в чем дело? Вот и пан Манульский меня было заподозрил. Тоже хотел арестовать, – с резкой иронией возразил Александр.
– Вы хорошо владеете собой, милостивый государь, но… Finita la comedia![3]
В запертую дверь, ведущую в соседнюю комнату, кто-то сильно постучал и раздался голос Ядвиги:
– Это не я! Они выследили…
– Вот как? – подхватил Зодич. – Стоит ли ревновать женщину, которая всего-навсего минуту беседовала с мужчиной, господин Сикорский?
– Когда наша венская патриотка передала, что вы интересуетесь поляками, направляющимися в Италию, мы еще не знали, с кем имеем дело. Но… Вы просчитались! Спасти Орлова уже не удастся! Человек из свиты Дожа предупредит, когда этот обжора встанет из-за стола и появится на площади. Мы достойно его встретим! В монету я попадаю с тридцати шагов.
– Жаль, я не прикончил тебя, подлый шпион, у себя дома! – заорал, выступив вперед, Манульский. – Ну, теперь не удерешь!
– Ждать некогда, мсье, – уже с открытой угрозой и нетерпением заговорил «стрелок», подлинный пан Ярошевский. – Я не убью вас при одном условии. Вы напишите согласие быть нашим агентом и перечислите всех, кто враждебен нам во Франции. Кто выдал нас. Отвечайте.
Ярошевский вскинул пистолет выше, показывая, что готов выстрелить.
В этот момент дверь с грохотом открылась, выбитая ударом Ядвиги, и она с подлокотником в руках влетела на середину комнаты.
– Ай да ясновельможная пани! Вы ради этого паршивого русского шпиона готовы ломать двери и кресла? – с издевкой выкрикнул Манульский. – Опомнитесь! Пся крев!
Вид Ядвиги был безрассудно ожесточенный. В глазах таилась безоглядная решимость. Лицо пылало гневом. Но, как на пропасть! – красота этой женщины завораживала даже в эту минуту…
Ядвига кошкой метнулась вперед, заслоняя Зодича, выкрикнула:
– Нех пан утьека![4]
Грянул выстрел, зазвенело разбитое пулей оконное стекло, реакция Ярошевского была мгновенной. Он растерянно вскрикнул. Александр, метнувшись к входной двери, заметил, как обмякло упругое женское тело, как бесчувственно завалилась голова Ядвиги. На выстрел влетели «пираты». Драка была скоротечной. Сбитые на пол и связанные поляки остались под присмотром одного из матросов, а второй отправился нанимать лодку, чтобы доставить «пьяных господ» на русское судно, вставшее вблизи бухты…
Зодич бросился, держа раненую на руках, к дому доктора, указанному на карнавальной улице. Ядвига не приходила в сознание, хотя кровотечение ослабло после того, как он перевязал ее, разорвав свой плащ. Он бежал среди всеобщей радости и проказ, среди яркого мишурного блеска, хмельного многолюдства. Спешил, моля Бога спасти женщину, благодаря которой сам остался жив. Так истово он давно не обращался к Спасителю, потеря человека не представлялась ему такой нелепой, хотя он мало знал об этой польке, воспринимаемой заговорщицей. Теперь уже как о свершенном думалось о поимке злоумышленников. Обоих панов доставят на корабль главнокомандующего, и суд будет суров…