Бьянка больше минуты тяжело дышала, пока Воланд вел машину.
«Все в порядке, моя дорогая. Вы в безопасности. Я обещаю тебе, ты в безопасности. Все кончено».
Но когда она, наконец, смогла говорить, Воланд поняла, что ее беспокоила не ее собственная безопасность. «Американец. Он… он забрал Джамала?»
«Oui, mademoiselle.Он забрал его и доставил в безопасное место».
«Где? Он в Иордании? В Париже?»
Воланд колебался.
«Где он?» — требовательно спросила она.
«Он все еще в Дамаске, но сегодня вечером мы его вытащим. Все устроено».
Бьянка впала в ступор. Она еще больше минуты спокойно сидела на пассажирском сиденье. Когда она наконец заговорила, она сказала последнее, что Воланд ожидал от нее услышать. «Я хочу вернуться в Сирию».
«Что?»
«Я хочу умереть вместе со своим ребенком».
Воланд покачал головой. «Никто не умирает, я обещаю вам». Он повернулся к ней, когда вел машину. «Никто больше не умрет. Я вытащу Джамала. Пожалуйста, поверьте мне. Просто дай мне время до вечера».
Там, в переулке, неподвижно лежали тела шести человек. Свет рассвета усиливался, казалось, с каждой секундой, как и звук приближающихся сирен.
Но мужчины не двигались.
В переулке раздался новый звук: шум торопливых шагов, возвращающихся с севера, в противоположном направлении от порта. Пятеро мужчин в черном с пистолетами в руках резко остановились, когда достигли фигур, и они начали проверять пульс у каждого тела.
Они почти упустили шестого человека, но один из сирийских оперативников с корабля заметил пару ног, торчащих между двумя припаркованными автомобилями. Он посветил фонариком на ноги, проследил за телом и увидел светловолосого мужчину, лежащего на спине. Его глаза были открыты и моргали.
«Один у меня живой!» — крикнул он.
Лидер группы повернулся и посмотрел на него. «Это Дрекслер. Доставьте его на лодку».
Себастьян Дрекслер вообще не предложил мужчинам никакой помощи в его вывозе из Греции. На нем был кевларовый жилет, но когда Соваж выстрелил ему несколько раз в спину, это отбросило его в машину. Он ударился головой и потерял сознание. Когда он пришел в себя, солдаты ГИС уже были над ним, и у него не было выбора, кроме как вернуться с ними к лодке.
Но все равно, он не собирался облегчать задачу. Он обмяк, и они понесли его, по одному человеку на каждую конечность, и как только они вернулись на десантный катер и помчались к кораблю, они осмотрели его раны и обнаружили, что это не более чем синяки, а затем они начали допрашивать его о том, что произошло.
Сначала Дрекслер не мог ответить; все, что он мог делать, это смотреть вперед, на корабль вдалеке. Этот корабль означал Сирию, а Сирия означала Шакиру, Ахмеда и верную смерть.
А корабль продолжал приближаться. Несмотря на то, что он хотел, чтобы она становилась меньше, она становилась больше с каждой секундой, когда ялик взбивал воду в ее направлении.
Один из сирийцев склонился над ним, снова спрашивая его о том, кто появился, чтобы застрелить Малика и других и украсть Медину, драгоценный груз. Пока мужчина говорил, его пистолет в наплечной кобуре висел мучительно близко к Дрекслеру, чтобы тот мог дотянуться.
В момент паники швейцарский оперативник потянулся за ним и попытался вытащить его, но офицер Мухабарата удержал его. Подошли другие и прижали его к корпусу лодки, а затем посветили ему в глаза.
Дрекслер прекрасно говорил по-арабски, поэтому он понял, что они сказали.
«Ублюдок пытался забрать мое оружие!»
Другой сказал: «Ублюдок в шоке. Он думает, что все еще борется там. Просто наблюдайте за ним, и мы окажем ему некоторую помощь, когда он попадет на борт».
Теперь Дрекслер обмяк, потому что больше не за что было бороться. Что бы он ни делал сейчас, он знал.
Он был мертвецом.
ГЛАВА 74
Ахмед аль-Аззам ждал сообщений о захвате Бьянки из Афин перед посадкой, но никаких известий не поступало, и он знал, что прием российских военных ожидал прямо за дверью главного салона. Он встал со своего места, прошел вперед в группе своих охранников и спустился по воздушной лестнице, приставленной к двери Як-40.
Когда он ступил на взлетно-посадочную полосу аэропорта Пальмиры, вдохнув прохладный утренний воздух пустыни, он понял, что нога его не ступала в эту часть своей страны задолго до начала гражданской войны. Несмотря на то, что его армии и ополченцы вернули территорию более года назад, поблизости продолжались ожесточенные бои, поэтому для президента было слишком опасно совершать такое путешествие.