— Что-то я тебя не понимаю, Дом.
— Не понимаешь?
— Нет.
— Хочешь сказать, тебя не ввели в курс дела?
— Они сказали, чтобы я пришёл поговорить с тобой. Я пришёл. Вот, собственно, и всё.
— То есть ты не в курсе? О господи. Иногда я себя спрашиваю, каким местом они там думают, в отделе кадров. Ты говорил с Мойрой?
— Может, она посчитала, что будет лучше, если я это услышу от тебя, Дом. Ты, кажется, что-то сказал про внешнее русское отделение, которое слишком долго находилось в тени. Если речь идёт о Гавани, то это не внешнее отделение, а мёртвая подстанция под эгидой Лондонского управления, мусорная свалка для перемещённых дезертиров, которым уже грош цена, и средней руки информаторов, покатившихся по наклонной плоскости. Казначейство вроде как собиралось его ликвидировать, да, видно, запамятовало. И вот это ты мне всерьёз предлагаешь?
— Гавань — далеко не свалка, Нат. По моим меркам. Да, там найдётся пара служак, из которых песок сыплется, согласен. И есть источники, которые пока себя не реализовали. Но есть и первоклассный материал для того, кто знает, где искать. И очень даже возможно, — словно вдруг вспомнил, — сделать себе имя в Гавани и заслужить повышение в Русский отдел.
— А сам ты, случайно, не рассматриваешь такую перспективу, Дом? — спрашиваю я.
— Какую, старина?
— Карьерный рост в Русский отдел. За счёт Гавани.
Он хмурится и неодобрительно надувает губы.
Я вижу его насквозь. Должность в Русском отделе — желательно во главе оного — мечта его жизни. Но не потому, что он знает эту область, обладает опытом или говорит по-русски. Ни первого, ни второго, ни третьего. Обычный городской парень без всяких лингвистических способностей, вскочил в уходящий поезд, а зачем его вообще взяли, он и сам, я думаю, не понимает.
— Ежели, Дом, ты всерьёз об этом подумываешь, то я готов совершить такое путешествие с тобой за компанию, коли не возражаешь. — Я его поддавливаю, то ли игриво, с издёвочкой, то ли сердито, сам не знаю. — А может, ты собираешься отодрать наклеечки с моих отчётов и присобачить их на свой собственный, как ты это сделал в Будапеште? Просто спрашиваю.
Он обдумывает мои слова, то есть сначала разглядывает меня поверх сложенных домиком пальцев, потом устремляет взор куда-то мимо и снова переводит на меня, словно желая убедиться, что я ещё здесь.
— Вот моё предложение, Нат, в качестве главы Лондонского управления. Хочешь — соглашайся, не хочешь — не надо. Я официально предлагаю тебе занять место Джайлса Уокфорда в качестве главы подстанции Гавань. Пока я являюсь твоим временным начальником, ты находишься в моём распоряжении. К тебе переходят агенты Джайлса и все подотчётные средства. А также представительские расходы или что там от них осталось. Я бы тебе советовал хвататься обеими руками, а отпуск продолжить как-нибудь в другой раз. Что скажешь?
— Не получается, Дом.
— Это ещё почему?
— Я должен переговорить с Прю.
— И когда ты с ней переговоришь?
— Наша дочь Стефани скоро отмечает своё девятнадцатилетие. Я обещал свозить её и Прю на недельку покататься на горных лыжах, прежде чем она вернётся в Бристольский университет.
Он подаётся вперёд и с театральной озабоченностью заглядывает в настенный календарь:
— Когда, говоришь?
— У неё начинается второй семестр.
— Я спрашиваю, когда вы уезжаете на каникулы?
— Суббота, пять утра, со станции «Станстед», если ты хочешь к нам присоединиться.
— Предположим, вы с Прю переговорите и придёте к положительному решению. А я попробую удержать Джайлса на месте ещё на недельку, если, конечно, он не пожелает упорхнуть раньше времени. Ты будешь доволен или нет?
Хороший вопрос. Буду ли я доволен? Я остаюсь в Конторе, работаю с прицелом на Россию, пусть даже питаюсь объедками с его стола.
А вот будет ли довольна Прю?
Сегодняшняя Прю — это уже не та преданная жена «конторщика» двадцатилетней давности. Хотя по-прежнему бескорыстная и прямая. Такая же весёлая, когда позволяет себе расслабиться. И готовая служить на благо миру, но только не секретной службе. Отличный адвокат среднего ранга. А когда-то она прошла курсы противодействия средствам наблюдения, аварийной сигнализации и использования конспиративных почтовых ящиков для передачи спецматериалов, а также сопровождала меня в Москву. В течение четырнадцати напряжённых месяцев мы вместе боролись с постоянным стрессом, зная, что наши самые интимные разговоры прослушиваются, просматриваются и анализируются на предмет проявлений человеческой слабости или несоблюдения правил безопасности. Под чутким руководством главы отдела — того самого Брина Джордана, которого спешно призвали на заседания обеспокоенного конклава наших партнёров-разведчиков в Вашингтоне, — она исполняла свою роль в срежиссированных сценках из супружеской жизни, призванных обмануть вражеских перехватчиков.