– Alle raus! Schneller! [24]
Мефф открыл глаза и одурел. Над ним склонялся скелет в мундире или, деликатнее говоря, тощий, как смерть, старик со знаками различия штурмбанфюрера. Его охраняли две фигуры в касках, с направленными на посланца автоматами, а рядом рвалась в бой огромная азиатская овчарка.
«Фильм продукции ГДР», – пронеслось у Меффа в голове. Однако это был не фильм. Метис пинком помог ему выбраться из кабины, удар кожаной перчаткой офицера выпрямил его и толкнул к тропинке, ведущей в сторону. Проходя мимо солдат, он отметил, что на них были только каски и набедренные повязки, вся остальная часть мундира, включая тапочки, были искусной татуировкой на теле.
«Я искал Франкенштейна, а похоже Франкенштейн отыскал меня… Ну, что ж, недурно. Только к чему вся эта инсценировка? Или так забавляются старики на склоне лет?»
Далеко они не ушли. На полянке, словно выскобленной в ковре джунглей, их ожидали еще двое местных статистов с факелами и большая прямоугольная яма в земле. Очередная шуточка?
Метис пихнул Меффа на край ямы так, что тот с величайшим трудом удержал равновесие. Двое татуированных подняли пистолеты-автоматы.
– Что за шуточки! – крикнул Мефф. – Я ищу барона Франкенштейна! Я гражданин Соединенных Штатов!
Его не слушали. Офицер отдал неприятно прозвучавшую команду. Фаусон попытался провалиться сквозь землю, но был слишком возбужден, чтобы правильно выговорить заклинание.
«Сейчас я узнаю, существует ли ад на самом деле», – пронеслось у него в парализованном ужасом мозгу. Две короткие очереди. Засвистели пули, немилосердно изрешечивая лианы и вьюны.
«Даже совсем не больно», – подумал Мефф.
Офицер выругался. Растяпы! Промахнуться с трех метров! Он выхватил из кобуры пистолет, подбежал к жертве и выпалил Меффу прямо в грудь, не задумываясь над тем, что при таком калибре кровь может испачкать его свежевытащенный из нафталина мундир. Выпалил и одубел. Пуля, не дойдя до сорочки пойманного макаронника, резко свернула вбок, ранив волкодава, который с воем умчался в лес.
– Mein Gott! [25] – поразился отживающий свой век эсэсовец и уже готов был отдать приказ подчиненным, чтобы те забили странного чужеземца прикладами, когда появился новый призрак, до тех пор остававшийся в тени.
– Halt! [26] – скомандовал он кратко и быстро подбежал к несостоявшемуся покойнику.
– Шестью шесть, – пробормотал полуживой Мефф и свалился в яму.
– Шестьдесят шесть! – радостно воскликнул субъект, которого мы уже знаем как Карлоса, и прыгнул следом. – Сколько лет я ждал, когда же наконец Низ вспомнит о моем существовании. Есть интересная работа?
Очередное письмо дядюшки побивало все рекорды лаконичности и напрасно было бы искать в нем инструкций либо обширных информации.
«Так держать!»
Мефф прочитал записку полулежа на солдатских нарах в гостиной дачи Франкенштейна, обставленной в стиле позднего Вердена или раннего Сталинграда. Светильники из снарядных гильз, пол из броневых плит, иллюминаторы от подлодки, а вместо стенных панелей – окопные бревна, правда, из редких пород деревьев и вдобавок покрытые политурой.
– Как чувствуем себя, маэстро? – допытывался обеспокоенный хозяин, держа в руке неотъемлемый стакан «Смирновской», прошу простить, но мы приняли вас за шпика какой-нибудь частной комиссии по изучению мнимых преступлений… А Мартин даже считал, что вы можете быть агентом израильской разведки. Простите великодушно. После похищения Эйхмана некоторых просто замучил комплекс преследования. Но, э… – он налил стопочку Фаусону, – Prosit, Herr Diablo. [27]
– Prosit, Herr Frankenstein! [28]
– Вот уж не думал, что Центр вспомнит обо мне на старости лет. Честно говоря, направить меня, потомка одного из древнейших родов, на службу к этому австрийскому парвеню – идея не из лучших. За сутки до Ночи длинных ножей я лично пытался дозвониться до Люцифера и убедить его, что ничего хорошего для нас из их затеи не выйдет. Это были психи, не то что мы, порядочные, тяжко работающие функционеры Зла. Не правда ли? – не ожидая ответа, он продолжал: Не спорю, иногда их посещали удачные мысли, но их доктринерство, неумеренность, наконец, неумение проигрывать! Ну и кошмарное зазнайство. Знаете ли вы, что их главный мазила вначале с удовольствием пользовался нашими услугами, потом стал игнорировать указания связных и под конец перестал даже верить в Ад! Чудовищно! Простите, мы тут болтаем, а вы еще не отведали горячего.
В тот же момент раскрылась дверь и вошел Мигель. Пододвинул к нарам Фаусона столик, укрепленный на лафете, накрыл его салфеткой из парашютного шелка, изящно промереженного очередями из ручного пулемета. Из-под серебристой чаши каски извлек тарелку дымящегося мяса с тошнотворно-приторным ароматом.
– Что за блюдо? – поинтересовался Фаусон.
– Обезьяна, но вкус, как у человечинки, – похвалил барон. – Сам я не ем, но надобно верить гурманам.
Мефф почувствовал, как маленький язычок, обычно висящий над глоткой, с отвращением скрылся где-то в Евстахиевой трубе. Он даже не поморщился, чтобы не обидеть хозяина, а просто наложил себе солидную порцию салата.
– Сразу видно знатока, – обрадовался Франкенштейн. – Крабов-трупоедов мне доставляют для салата с самых элитных пляжей Бразилии. На десерт я бы предложил яйца колибри и паука-птицееда всырую.
Неведомо, как бы крупный специалист по рекламе пережил этот обед, если б не то, что разговорившийся хозяин не замечал, куда исчезают предлагаемые блюда. А исчезали они в карманах гостя; Барон разворачивал перед Меффом фрески своих давнишних деяний, пересыпая их нареканиями на однообразное существование здесь, в Южной Америке, где туземцы вместо того, чтобы слушать Вагнера, отплясывают на улицах самбы, ламбады и кариоки. То и дело он усиленно допытывался о своем задании. Его интересовало, что является цель операции и в чем будет состоять его участие. Лично он может пойти на передовую линию, хотя, правду говоря, он гораздо сильнее по части резервов.
Однако Мефф не поддался на расспросы – впрочем, как известно, он и сам не знал, что к чему. Барон все узнает в свое время. Дело чрезвычайно серьезное, не позже чем через несколько дней будет дан условный сигнал, который передадут средства массовой информации всего мира. Это определит начало установления контакта. Тут Посланец некоторое время сыпал подробностями. Под конец трапезы он принял от хозяина, как положено, присягу в верности, запил мутной жидкостью, происхождения которой предпочитал не уточнять, после чего задал вопрос, имеет ли Организация какое-то влияние на Республику Кортезию. Ненадолго наступила тишина.
– Вы, mein liber Herr [29], собираетесь отправиться в Кортезию? – прошептал Франкенштейн.
– Надо. А чему вы так удивлены?
– Кортезия, mein liber Herr, это место, в котором даже дьявол будет чувствовать себя неуютно!
VII
С высоты птичьего полета, если б какая-нибудь пичуга решилась нарушить воздушное пространство Кортезии, республика напоминает трапецию, откуда и пошло название, данное ей в XIX веке французским пиратом Полем Ледонтье – «Сан-Трапез», которое до сих пор удерживается на картах некоторых консервативных географов. С одной стороны ее омывает усеянное рифами море, с другой – обрамляет неприступная гряда вулканов во главе с горой св. Троицы, переименованной позже в пик Кортеса, с остальных двух сторон тянутся болота и озера. От них прилегающие провинции получили названия «Mosquitos» и «Aligatores». Так что достаточно быть среднеразвитым студентом геополитики, дабы понять, насколько это труднодоступный район, тем более, что сильный собственный воздушный флот и международная ситуация защищают страну от нападения сверху.