– Ты ничего сейчас не слышал? – спросил один другого.
– Вроде кто-то кашлянул… или… чихнул? А может, показалось?
Жора вжался в пол, когда по его балкону скользнул луч фонарика.
– Показалось, да. Пойдем в участок. Вся ночь еще впереди. Чаю попьем.
Когда жандармы ушли, Жора с перил ловко спрыгнул на платан и соскочил вниз.
– Я тут, – негромко подозвал его из подъезда Казанфар.
Вскоре оба запрыгнули в седла велосипедов и налегли на педали. Судя по тому, как ребята резво рванули по брусчатке, они и впрямь были похожи на летучих кавалеристов. Как прозвал их Агаянц – «Легкую кавалерию».
На следующее утро Коля привез Ивану Ивановичу полученную от Амира фотопленку. Когда ее проявили и напечатали снимки, Агаянц не просто удивился, но ахнул с досады. Иранский генерал оказался шпионом, работавшим под диктовку нацистов. Часть документов, отснятых Амиром, были на немецком языке и содержали дезинформацию, которую генерал по вечерам перепечатывал дома на машинке на чистые бланки с грифом «Секретно» и за большие деньги продавал русским. Когда высокопоставленный иранец был изобличен, ему предложили выбрать – либо он искренне раскаивается в содеянном и начинает верой и правдой работать на советскую разведку, либо его ликвидируют как нацистского агента. При этом и предупредившие, и предупрежденный не сомневались, что все именно так и будет.
Добротный особняк из белого кирпича одного из лучших в Тегеране стоматологов агаи-Кодси, находился в 11-м округе, можно сказать, в центре иранской столицы. Казанфар приехал сюда, предварительно записавшись на прием, вместе с Шекспиром. Вернее, Шекспир привез к стоматологу «страдающего от зубной боли брата». Он так и заявил зарегистрировавшей посещение медсестре. Казанфар едва взглянул на нее, как тут же узнал в ней дамочку за рулем «Опель Капитана», которая увезла из Большого базара убившего Мурата мужчину в черном костюме. Несмотря на то что он не видел лица девушки, все равно узнал ее по осанке. Прямая, как у пианистки, спина, высокая грудь, узкая талия – все в ней было за гранью привычного понимания женской красоты. Она казалась необыкновенной. К тому же – голубоглазая блондинка. При этом Казанфар осознавал, что она – враг. Находясь в полном душевном смятении и не умея скрыть этого, он с завистью наблюдал за тем, как непринужденно вел себя Шекспир, беседуя с ней. Вот уж артист так артист.
– Мой брат боится стоматологов, и я его сопровождаю, – спокойно, с еле уловимой ухмылкой на губах произнес он. Конечно, зуб-то сверлить не ему будут! Чего волноваться?
Когда в кабинет вошел мужчина, Казанфар приготовился увидеть зловещего человека в черном костюме. Шекспир был уверен, что признает в нем агента, оставившего генералу в мечети портфель с немецкой дезинформацией. Ведь тот на извозчике приехал сюда, в дом.
Увы, в открывшуюся дверь почти вбежал среднего роста, лысеющий, с брюшком, смуглый мужчина с волосатыми руками.