— Марьянка — рабыня. Это все мудир, отставной башибузук, — заступился за невестку убитый горем старик. — Я ходил к мудиру. Упал на колени. Просил не губить моего внучонка… Да все напрасно.
— Где же его искать?
— Знает мудир, — тихо отозвался Атанас.
Старик махнул рукой:
— Столько лет минуло. Вряд ли сын признает отца родного. Потеряли Гочо. Вынули из его сердца все доброе, а вложили — все злое. У янычара кровь славянская, а сердце волчье.
Старуха, окаменевшая от неожиданного появления сына, молчала. Она уже выплакала все слезы по сыну, а потом по внуку, потеряла надежду вернуть в дом любимого мальчика.
Долго длилось молчание. Сын разжал уста, и родители услышали:
— Я найду его. Если он уже янычар, я разобью его каменное сердце.
Атанасу было тяжко видеть эту горькую сцену, и он, попрощавшись, вышел на крыльцо. Там друзья простились.
Константин пообещал познакомить Атанаса со своими русскими друзьями.
— Сейчас они в Тырново, — сказал он, — Там остановилась экспедиция. Ты их легко найдешь. А мне надо будет увидеться с Марьянкой.
— Это невозможно.
— Посмотрим.
Друг оказался недалек от истины. Почти весь день Константин наблюдал за домом мудира. Марьянка так и не показалась. Ее десятилетние сыновья-близнецы, по словам Атанаса, самостоятельно ходили в гимназию. Как они выглядят, он не имел представления. Да и о чем он мог с ними говорить? Чтоб вызвали маму? Потом они наверняка расскажут отцу.
Вот с их отцом у него будут особые счеты. Но, прав Атанас, прежде чем принимать против него какие-либо действия, нужно будет спросить Марьянку. Ведь мудир — отец ее детей. И все же, не увидев Марьянку, он не мог вернуться к геодезистам.
Утром, гуляя по базару, он встретил женщину, которая, будучи еще девочкой, дружила с Марьянкой. К ней он и обратился. Она с опаской взглянула на высокого болгарина в турецкой одежде. То, что он болгарин, да еще габровец, она признала по акценту.
— Я родственник Марьяны, вашей подруги. Вы с ней видитесь?
Она молча схватила его за рукав, опасливо оглядываясь, увела от толпы, остановилась за возом, нагруженным круглыми желтыми тыквами.
— Вы муж Марьяны. Теперь я вижу. Хотя и одежда на вас чужая, да и борода вроде не ваша. Вы где-то долго пропадали.
А с ней мы изредка общаемся. Ей нельзя ходить в церковь. Она меня просит ставить свечку за упокой души Константина. Она долго не верила, что вы утонули. Но муж ей показал стамбульскую газету, в ней было написано, что поджигатель габровской почты при переходе границы утонул в Дунае.
От подруги Константин узнал некоторые подробности присвоения отставным полковником замужней женщины-болгарки. В османской армии существовал обычай: офицер-вдовец имел право за особые заслуги перед Портой при увольнении взять в жены женщину не турчанку, на которую он укажет. Согласие женщины не требовалось. В Оттоманской империи женщина не турчанка приравнивалась к рабыне.
Так пятидесятилетний полковник Ахмед-Гамди-паша стал владельцем двадцатилетней болгарки Марьяны. Ее ребенка он велел передать кому угодно. Кровных родственников у Марьяны не было, и ребенка передали деду Николе. Когда Гочо исполнилось восемь лет, Ахмед-Гамди, к тому времени уже начальник почтово-телеграфного отделения, вопреки желанию матери определил мальчишку в школу воспитанников армии, ранее составлявших корпус янычар. И его отвезли в Чекмеджи, в портовый город на берегу Мраморного моря.
— Мне нужно свидеться с Марьянкой, — попросил он ее подругу.
Та объяснила ему, что для Марьяны это смертельный риск: Ахмед-Гамди, узнай, с кем она встретилась, убьет ее. Да и для Фаврикодорова риск не меньше.
— Со смертью я встречался, — Константин усмехнулся и показал на шрам. — Она прошла рядом. А Марьянке только скажите: Костя в Габрово. Пусть сама решает.
— Хорошо, — сказала подруга Марьяны. — Если ей удастся вырваться из дому, то встретиться она сможет разве только на базаре.
— Пусть она зайдет к моим старикам. Хотя бы на минуту…
— Вряд ли зайдет… А там — воля Господа.
Женщина взглядом простилась и тут же слилась с базарной толпой.
Константин решил каждый день приходить на место, где стояли крестьянские телеги с нехитрым габровским товаром. Как долго он останется не опознанным жандармами, об этом он думал меньше всего.
В голове роились всякие мысли, и главная: во что бы то ни стало увидеть Марьянку, потом — хоть смерть. Эта мысль пьянила, притупляла опасность. Но внутренний голос осуждающе предостерегал: ты забыл, что на тебя надеется капитан Артамонов? Ты не имеешь права рисковать собой, не совершив главного дела своей жизни — освобождение родины от турецкой неволи. Россия вам, болгарам, протягивает руку помощи.