После знойного дня степная дорога выглядела унылой, но радовало глаз лежавшее по правую руку вечернее, заметно потемневшее на востоке море. Теперь оно и впрямь было черным. Далеко на юге, за горизонтом, жила своей жизнью загадочная Турция. Какая она вблизи — гостеприимная или враждебная? Видимо, разная. Как и люди.
Сейчас Николай Дмитриевич думал о предстоящей встрече с Константином Фаврикодоровым. Сумеет ли он откупиться от Когана? Обычно наемные работники у хозяина ходят в должниках. Стоит раз попасть в кабалу то ли человеку, то ли целому государству, и уже из кабалы не выбраться.
Одесса. 1869. 25 июня
На поиск Фаврикодорова Николай Дмитриевич отправил солдата Чикутина, превосходно знавшего Одессу. Отправил не одного, дал сопровождающего — повара Хоменко. Вдвоем они до прихода Киевского курьерского посетят Привоз — рынок, который возник вместе с железнодорожной станцией и скоро стал главным торговым местом приморского города. Пусть узнает, что почем, ведь и в Турции придется покупать продукты, благо российские золотые рубли — всемирная валюта.
У вокзала в ожидании пассажиров стояли два фаэтона. По приметам, которые сообщил начальник экспедиции, Чикутин сразу же узнал Фаврикодорова.
— Вы от их благородия? От Николая Дмитриевича? — обрадовался Константин.
Он был при наградах. Это его реклама: всякий с деньгами не прочь прокатиться в роскошном экипаже, которым управляет кавалер ордена Святого Георгия.
— Господин капитан приглашает вас в гости, — сказал Чикутин, как будто перед ним был не отставной солдат, а самый что ни есть унтер-офицер, не однажды побывавший в деле.
— Когда, изволю спросить?
— Сегодня вечером.
— Доложите, буду после захода солнца. Отвезу седока, если таковой окажется. И как только с лошадьми управлюсь. Сегодня лошадки притомились. Жара.
По тому, как Фаврикодоров легко согласился на встречу, солдаты поняли, что тот надеялся хотя бы еще раз увидеться с офицером, предложившим называть себя не «ваше благородие», а «Николай Дмитриевич». Не для красного словца офицер спросил, где в случае надобности можно будет разыскать ветерана Севастопольской баталии.
Константин Фаврикодоров прибыл в расположение полка точно в указанное время. Николай Дмитриевич повел его в офицерскую столовую.
Гость был в гражданском платье: в синей русской косоворотке с множеством перламутровых пуговиц, в серых шароварах из грубой шерсти, заправленных в высокие кожаные калоши. По одежде трудно было определить: он — русский, молдаванин, болгарин? Но, пожалуй, только в Одессе по таким калошам определяют: этот человек живет не в достатке, но и не бедствует.
Подали ужин, и офицер начал разговор о вещах вроде бы незначительных: о погоде, о ценах на лошадей, где выгодней их приобрести — на одесском рынке или в Европейской Турции?
— Я понял: вы отправляетесь на Балканы, — догадался гость.
— Да, в геодезическую экспедицию. Нас восемь человек. Нужен девятый. Проводник.
— Как надолго?
— Примерно на полгода. Если у вас есть желание побывать на своей родине, я вам делаю предложение.
— Желание у меня великое. Во сне я часто вижу милую моему сердцу Болгарию. Я туда воевать поеду.
— А проводник — это тот же воин.
— Конечно, если он знает, кого он ведет.
— В данном случае российскую экспедицию, — напомнил капитан. — Будем уточнять старые карты. А карты не вам объяснять, с какой целью уточняются.
Фаврикодоров выразительно взглянул на капитана: они друг друга поняли.
— Значит, дед Иван к нам придет на помощь? Тогда я согласен. Принимаю ваше предложение. Только вот мой хозяин господин Коган прикарманит мой заработок. А деньги мне ой как нужны!
— Долги?
— В некотором роде. У меня на попечении семья моего друга.
— Друг погиб?
— Его повесили башибузуки.
— Семья — большая? Ваша семья?
Этот вопрос нужно было задать в начале разговора. Но душевная беседа не допрос, спрашивают, когда не спросить нельзя.
— Нет у меня семьи, — ответил гость. — Вернее, она была, да мудир, из бывших башибузуков, отнял жену.
— Мудир — это кто?
— Турок, начальник почты. Есть такая в Габрово. До мудира мне было не добраться. У него охрана. И тогда я в аппаратную бросил факел. Аппаратная сгорела, а меня взяли для допроса. Но я в ту же ночь сбежал. На дубке переплыл Дунай. Добрался до Одессы, а оттуда уже на русском паруснике — в Крым. Спасибо командиру Греческого легиона, принял волонтером. Легион всю кампанию находился на передовых позициях.