Опьяневшим от крови стыдливцам было мало отрубаев. Они выплескивали пищеварительные соки из внешних желудков в надежде достать притаившуюся за бревенчатой стеной двуногую добычу. А затем они взялись испытывать частокол на прочность.
Мне стало не по себе. Призракам не чужд инстинкт самосохранения. Я поймал себя на том, что нервно поглаживаю ложе винтовки. Боров заметил мой жест.
- Хорошо стреляешь, Странный, - сказал он сквозь зубы. - Глядишь, выйдет из тебя толк.
Стыдливцы бесновались. Ограда трещала, бревна шатались, словно гнилые зубы. Створки ворот качнулись, заскрипели петли и засов. Что-то мелькнуло над частоколом: то ли заросшая щетиной насекомья лапа, то ли хвост.
Потом до монстров дошло, что ограду не одолеть. Судя по треску ветвей, часть из них решила вернуться на свою территорию. Оставшиеся стыдливцы сначала вяло грызлись друг с другом, стрекоча, словно цикады-переростки. Бой, очевидно, шел за самок, не успевших уйти в лес.
Минут через пятнадцать все стихло.
Дед поднялся на крышу общинного дома. Оттуда он сообщил, что опасность миновала. Мужчины выбили из петель на воротах погнутый засов.
Весело у них здесь.
Дэн Крогиус скорее всего не скучал.
Я вышел за ворота. Перед частоколом не осталось ни одного тела, ни даже пятнышка крови. Только примятая трава и лужи дурнопахнущего, дымящегося секрета.
- Лес забрал то, что принадлежит ему, - сказал палач. - Духи леса насытились сполна.
Послышался голос Деда. Вождь говорил громко, растягивая от усталости гласные:
- Отрубаи поплатились за совершенное ими преступление. Лес наказывает любого за пролитую брызжечку. Мы живем по законам леса, и поэтому лес позволяет нам жить. Не беритесь за оружие без надобности. Не посягайте на чужую жизнь, и тогда никто не оставит вас на тропе встречать лютую смерть.
К Деду подбежал Боров. Заговорил что-то, понизив голос. Дед поджал тонкие губы и мотнул головой. Дед был не согласен. Боров стоял на своем. Продолжая что-то втолковывать вождю, он повернулся и указал на меня пальцем.
Дед глубоко вздохнул, затем снова покачал головой, на сей раз выражая не отрицание, а досаду. Подозвал меня.
- Бор сказал, что знахарку увели тоже, - начал он без вступления.
- Это так, Дед, - подтвердил я.
- Бор собирается гнаться за отрубаями, чтобы отбить Миру, - продолжил Дед. - Поможешь ему? Ведь у них твоя жена.
Вождь не приказывал и не просил. Наверное, в его власти было запретить авантюру, на которую его подбивал Боров. Но Дед позволил нам поступить так, как велит совесть и долг.
Эта странная, непозволительная для агента привязанность, которая возникла к знахарке за считанные дни, проведенные в деревне, заставила меня выдохнуть: «Помогу».
- Пусть будет так, - Дед приосанился, положил исполосованную синими венами руку Борову на плечо. - Если сами решили, то сами и ступайте. Помните, что лес любит храбрых, но губит дураков.
- Спасибо, Дед, - отозвался Боров. Он схватил меня за локоть и потащил к невзрачной на вид хижине. - Бери как можно больше патронов, никаких припасов не нужно. Только патроны!
Оказалось, что в хижине - арсенал. Конечно, запасы его были скудноваты: все огнестрельное оружие разобрали защитники деревни перед боем с отрубаями. В заросшем паутиной углу осталось лишь неприкаянное капсульное ружье с потрескавшимся прикладом. Никто на него не позарился.
Боров открыл ящик с патронами, и мы принялись набивать патронташи и карманы. Затем, Боров подвел меня к идолам. Молчаливым было не принято отбивать поклоны. Никто не валялся перед идолами в грязи, вымаливая чудо. Боров уперся лбом в усатый и бородатый лик старца с широко распахнутыми глазами, обхватил бревно руками, похлопал по мокрым, склизким бокам, точно приятеля. В воспоминаниях Тени не было инструкций, как правильно совершать обряд. Поэтому я решил постоять в сторонке. Такой показной атеизм - конечно, плохо и подозрительно... но уж лучше бездействовать, чем наломать дров на глазах у всей деревни.
Впрочем, что возьмешь со Странного? Со Странного - и взятки гладки.
Время было дорого. Боров это понимал. Он оторвался от идола, поправил ремень винтовки и направился быстрым шагом к воротам. Я последовал за ним.
Мужчины деревни сурово смотрели на нас. Изредка звучали пожелания удачи. Никто не вызвался помочь. Скорее всего, один воин для племени был ценнее, чем дюжина взбалмошных Мир и нездешних Тин. Дед и так уступил, отпустив двух человек в погоню, быть может, за собственной смертью.