Когда мы доползли до последней цистерны, и призадумались, как бы незаметно продвинуться дальше, аппарат вдруг сорвался с места и понесся к разлому в стене кратера.
- Они застукали отрубаев, - проорал Боров, тяжело дыша.
- Ты как? - поинтересовался я, выбираясь из-под вагона-цистерны.
Боров упал на спину, подставил лицо редким каплям, которыми безостановочно сочились тучи. Затем рывком поднялся на ноги.
- Нормально, - он поправил винтовку. - Вперед!
Какое-то время мы бежали по шпалам, затем свернули на вымощенную щебнем широкую дорогу. Едва мы выбрались из кратера, как впереди застрекотали пулеметы. На фоне черных туч засверкали трассеры. Железноголовые явно не церемонились со степными дикарями.
Боров выпучил глаза, засопел, раздувая ноздри, и прибавил ходу.
Мы сбежали с дороги, пробились сквозь заросли похожего на колючую проволоку кустарника, оказались на каменистом плато, бугрящимся от скальных останцев. Солнце давно село, но Бриарей, находясь в двух третях, лил сквозь тучи мягкий матовый свет, поэтому было не темнее, чем на Земле сразу после заката.
Отрубаи рассредоточились среди останцев. Железноголовые охотились на них, словно на зверье.
- Надо разделиться, - сказал я Борову. Взглянул в его маленькие злые глазенки и добавил: - Встретимся на другой стороне плато. Удачи!
- Пусть Молчаливые стоят за твоей спиной, Странный! - бросил он, снимая с плеча винтовку. Передернул затвор, пригнулся и побежал вперед, забирая левее. Я же взял правее.
Первого отрубая я застукал, когда тот, стоя на одном колене, целился в летательный аппарат из двустволки. Бить сзади - нехорошо, но кто сказал, что я - хороший парень?
Второй отрубай едва не застал врасплох меня. Он выскользнул из-за останца, сверкая безумными глазами. Дикарь был с ног до головы в крови. Своей или чужой - не понятно. Зазубренное лезвие застыло в миллиметре от моей переносицы, - я рефлекторно ускорился, а затем от души приложил отрубая прикладом пониже уха.
Третьей оказалась Мира. Я едва не нажал на спусковой крючок. Шумно выдохнул, отводя ствол карабина вбок. Мира врезалась мне в грудь головой, пнула острой коленкой в бедро. Хорошо, что руки у нее были связаны за спиной, иначе бы располосовала лицо ногтями. Я схватил ее за плечо, встряхнул. В глазах девчонки стояли слезы.
- Это я... - Рядом загрохотали пулеметы. Пришлось подождать, пока снова можно будет говорить. - Это я - Странный. Я сейчас разрежу веревку. Ты меня узнала?
- Да, - ответила Мира. - Ты что, один?
- Нет, - я вынул из-за пояса нож. - Здесь еще Бор...
- Вас двое?
- Ага, - я перерезал веревку.
- Нам конец, - простонала Мира.
Косматый отрубай точно вырос из-под земли. Хрипло хакнув, он ударил меня копьем. Я уклонился, нырнул под древко, косо резанул ножом по покрытому татуировками брюху. Отрубай быстро-быстро заговорил, как бы порицая меня за то, что я попытался защитить свою жизнь. Затем, скуля, завалился на землю. Я перехватил рукоять ножа и нанес удар милосердия.
- Ну, может и не конец, - признала Мира.
Я вытер лезвие об штанину, сунул нож за пояс.
- Нужно двигаться вперед. Бор будет ждать на той стороне. Где Тина?
- Хорошо, идем вперед, - согласилась Мира.
- Где ты в последний раз видела Тину? - переспросил я.
Летательный аппарат двинулся в нашу сторону. Луч прожектора скользнул над останцем. Я схватил Миру за шкирку и толкнул к скале. Загрохотал пулемет, завизжали рикошеты, хлестнула во все стороны каменная крошка. Мы же сидели, прижавшись спинами к останцу, приникнув друг к другу, и ждали, когда стрельба прекратится.
- Тину? - Мира недоуменно поглядела на меня. - В деревне... А что?
- Ее не захватили в плен отрубаи?
- Я не знаю, - замотала головой Мира. - Я думала, что только я попалась.
Ладно, призрак, - подумалось мне. - Все это - иллюзии. Было, и нет. У тебя долг перед Генезией. Суперы ждут результат. Земля ждет.
...Красноватые блики пламени очага лежат на ее молочно-белой, как будто светящейся коже. Тело стройно и сильно, в глазах - страсть и боязливое недоверие. Тина не знала мужчин, которые бы проявляли к ней внимание и заботу. Поэтому она удивлена мне. Поэтому она боится, что ей всего лишь показалось...
Никаких симпатий. Иначе цена мне, как засланцу, - ломаный цент.
Больше - никаких.
Я выглянул из-за останца: летун передвинулся к дороге, завис над нею, бестолково поводя лучами прожекторов по зарослям кустарника.
- Шевелись! - бросил я Мире, подскочил на ноги и кинулся на дальнюю сторону плато.
Грунт здесь был изрыт пулеметными очередями и чуть заметно дымился. Кровавая каша - все, что осталось от нескольких отрубаев, накрытых свинцовым ливнем. Даже трудно сказать, сколько их было человек.