Опустив зад в полукруглое металлическое в дырках сиденье, я взялся за гашетку. К грохоту винтов добавился грохот пулемета. Оказалось, лента была заряжена трассирующими. Огненный пунктир протянулся к облачнику. Полетели желеобразные комки, но они были крохотными по сравнению с исполинской тушей летающей медузы. Я давил на гашетку, всаживая пулю за пулей в одно и то же место. Особого впечатления на облачника мои усилия не производили. Он даже приблизился. Тогда я перенес огонь вдоль мантии, надеясь зацепить что-нибудь жизненно важное, хотя одному Ктулбе известно, где у этой твари жизненно важные органы. Может, у нее их и нет вовсе...
Винтолет встряхнуло так, что пулеметная гашетка выскользнула из моих потных ладоней. Я, было, вновь взялся за нее, но плексиглас вдруг лопнул, и студнеобразный поршень вдавил пулемет внутрь отсека. Облачник вплотную сблизился с винтолетом. Я кинулся обратно в десантный отсек. Увидел белые от ужаса глаза профессора и только в это мгновение сообразил, что больше не слышно гула винтов. Фюзеляж винтокрылой машины накренился. Кабина пилотов оказалась наверху. Цепляясь за ременные петли, я по-обезьяньи полез туда. В лицо мне хлестал холодный воздух, пополам с невыносимой вонью. Я вцепился в спинку командирского ложемента, подтянулся и увидел, что фонарь кабины смят, будто яичная скорлупа, и пуст. Привязные ремни и кабели наушников были оборваны. Облачник забрал экипаж.
Неожиданно стало легко. Я узнал эту легкость, хотя никогда не бывал в открытом Космосе. Она означала свободное падение. Воздушная медуза удовлетворилась добычей и бросила изуродованную машину. В моем распоряжении были считанные секунды. Я оттолкнулся от спинки ложемента, перегруппировался и перешел в ускорение. Сдвижная дверь десантного отсека оказалась открыта, за нею на фоне багровеющего неба маячили кроны деревьев. Я схватил Брукса, который невесомой лягушкой раскорячился посреди отсека, за шиворот и вынесся наружу. Короткий полет, жесткий удар о древесный ствол, треск ломающихся под двойной тяжестью сучьев, хруст суставов и...
Пришел в себя я уже на земле. И первое, что увидел, были круглые совиные глаза, обрамленные серым пухом. Скилл наклонился надо мной, в руке его был факел. Черная ночь сменилась красной, но светлее от этого не стало, а пламя факела лишь сгущало темноту.
- Кро ато, - произнес скилл с вопросительной, как мне показалось, интонацией.
- Меня зовут Странным, - прошептал я и добавил по наитию: - Я ищу знахарку Тину...
Не знаю, почему именно свою нечаянную жену я вспомнил в этот момент. Мог бы сказать, например: «Я друг Хтора». Видимо, все-таки здорово приложился о дерево. Голова кружилась. Мутило. Опираясь на жилистую руку скилла, я поднялся, сделал несколько шагов. Похоже, легкое сотрясение мозга, но ноги держат, слава Ктулбе...
- Кто ты такой, и почему тебя зовут, как лесного дикаря? - спросил скилл.
Ага, пошел допрос...
- Я не дикарь, хотя прожил среди лесных людей какое-то время. Там и встретил Тину. Она стала моей женой...
Произнося это, я следил за реакцией скилла, который, видимо, был главным в этом отряде, но скилл остался невозмутимым.
- Ты железноголовый? - осведомился он.
- Нет.
На это скилл только кивнул и словно потерял интерес к моей персоне. Он присел на корточки, принялся разглядывать лежащего в груде опавшей листвы профессора.
Бруксу повезло меньше, чем мне: он сломал ногу. Профессор тихо стонал. Скилл что-то быстро сказал на своем наречие. Молодые охотники принесли ему несколько крупных щепок и кожаные ремешки. Скилл, который видимо был знахарем, быстро и ловко вправил сломанную профессорскую ногу и зафиксировал ее. Брукс постанывал, но не открывал глаз. Он впал в полубеспамятство. Вконец измотали беднягу все эти передряги. Не удивительно, даже меня укатали местные горки. Хотя горки только начинались. В прямом и переносном смысле.
Ледяные вершины и заснеженные пропасти остались далеко на севере. А здесь было Лесогорье - цепочка холмов, заросших лесом, распадки между ними, скрытые сейчас багровым туманом.
Скиллы посовещались и принялись делать носилки. Жерди из гибких, но прочных ветвей путникового дерева, плащ-палатка - и вот профессор уже воспарил над землей, слегка раскачиваясь. А иногда - и не слегка. В зависимости от рельефа местности. Я брел рядом, опираясь на подобранную жердину. Брукс то приходил в себя, то снова терял сознание.
Наша поневоле торжественная процессия двигалась вдоль не слишком широкой горной тропы, то взбирающейся на кручи, то сбегающей в распадки. Охотники, свободные от ноши, иногда бросались в чащу и возвращались с добычей - с мелкими, похожими на бредовые видения артефактами. Время от времени охотники ускорялись. Я думаю, это получалось у них само собой и не требовало особого проявления воли. Что-то вроде рефлекса. Из нормального времени они вываливались всего на секунду-две, не больше. Из-за этого их движения казались необычайно плавными, как будто размытыми.