— А я тут при чём? — по-прежнему холодно спросил Авинов.
— Так будьте известны, — с жаром сказал «Фоля», — что через них я остался без грошей и до вас пришёл пустой, как карман босяка! Наши люди принесли до мине камушки, но они все у гадской полиции!
— И зачем ты мне нужен пустой? — неприятно улыбнулся Кирилл.
— Слушайте сюда, — приглушил голос Курган. — Вас ждут на Ортчк, тут недалеко, на хуторе братьев Михайликовых, где был совхоз.
— Кто ждёт?
— Осман Жиллер — и чемодан «романовских»!
— Ладно, — буркнул штабс-капитан. — Исчезни!
«Фоля», смешно припрыгивая, удалился. А Кирилл задумался. Деньги ему не требовались, но это — ему! Юрковский же за копейку удавится…
Поискав глазами Исаева, Авинов сразу обнаружил искомого — смекалистый чалдон бдил неподалёку с карабином в руке.
— Кузьмич!
— Туточки я.
Введя денщика в курс дела, Кирилл сказал:
— Ты пока седлай, а я у Петерса отпрошусь…
Хутора братьев Михайликовых и Пишванова были зимовниками донских коннозаводчиков, просто дышавшие богатством до революции, а теперь… А теперь дома стояли с вырванными дверьми и битыми окнами. Соломенные и камышовые кровли амбаров были растасканы, жатки да молотилки ржавели, изломанные с варварской удалью. Деревья в саду сохли, обломанные и обглоданные конями. По всей степи вздувались трупы лошадиные, коровьи, овечьи… Рябившие вокруг солёные бочаги были завалены смердевшей падалью.
Авинов пустил гнедого шагом, обшаривая взглядом мрачные развалины. «Ортчк! — вспомнилось ему. — Подходящее название…»
— Давай в конюшню, — тихо сказал Кирилл.
Исаев, восседавший на вороном, кивнул, направляя мерина к длинному приземистому сооружению с проваленной крышей.
Привязав коня у сухой поилки, Авинов двинулся к господскому дому. Кузьмич, с винчестером в руках, занял позицию на углу.
Было очень тихо, только калитка поскрипывала, качаясь на одной петле. Забора не осталось, главное на костры извели, а дверь — вот она…
— Жиллер! — крикнул штабс-капитан и прислушался.
Где-то в доме заскрипело стекло под сапогом. Исаев пальцем показал на второй этаж, растерзанный шрапнелью, и отошёл к конюшне, чтобы держать под прицелом все входы и выходы.
— Жиллер! — рявкнул Авинов. — Долго я тебя буду звать?
Держа руку на парабеллуме, он сдвинулся в сторону, чтобы не стоять на линии огня. В дверном проёме замаячила тень, и вот явил себя долговязый парниша. В стоптанных и сроду не чищеных сапогах, в суконном бушлате и картузе с треснувшим козырьком, он выглядел как типичный мешочник.
— Ну я — Жиллер, — выцедил парниша. — И чё?..
— «Фоля» передал, что ты кой-чего припас для меня, — усмехнулся Кирилл. — Я — Эфенди!
— Да ну? — восхитился Жиллер, тут же оскалившись: — Пароль!
Этого штабс-капитан не ожидал.
— Чёрта лысого, а не пароль! — выпалил он. — Тебе что, повылазило?
Тут с крыши завопили:
— Осман, это беляки! Тикаем!
Жиллер согнул ноги в коленях, будто вприсядку собравшись пуститься, и выхватил маузер, тут же спустив курок. Поспешил — и промазал, а вот Авинов не истратил патрон зря — пуля вошла Осману в лоб, сшибая картуз.
Трижды выстрелил наган, целясь в Исаева. Винчестер грохнул один раз, и стрелок, ломая расщепленные доски, выпал со второго этажа, роняя на лету оружие и студенческую фуражку.
Штабс-капитан сделал знак ординарцу — обходи справа. Кузьмич кивнул и скрадом двинулся к дому. Авинов поднялся на крыльцо, шагнул в коридор, вонявший мочой. В комнатах царил разгром — прелестный натюрморт, изображавший букет сирени в кувшине, валялся на полу, служа подносом для кучи дерьма; драгоценные тома в кожаных переплётах были разбросаны повсюду, рваные и затоптанные; стены исписаны заборными откровениями… Чушатник. «Обезьянник», — поправил себя Кирилл.
Выйдя в коридор, он вскинул пистолет, завидя согбенный силуэт, но тут же выдохнул с облегчением — то был Исаев.
— Ваш-бродь, нашёл!
Авинов поспешил навстречу, хрупая осколками стекла. Кузьмич гордо показал обтерханный фанерный чемоданчик. Щёлкнул замочек.
— Ого, сколько тут…
Царские ассигнации лежали пухлыми неаккуратными пачками. По России ходили и «керенки», и совзнаки, но «романовские» котировались выше всяких новоделов. Ирония судьбы: империя рухнула, а её деньги ценились по-прежнему.
— Надо? — спросил Кирилл. — Бери.
— Дык, ёлы-палы… — растерянно проговорил Исаев, сдвигая кубанку на затылок. — На войне деньга без надобности, всё и так твоё… А опосля мы другие напечатаем!