И пока они, разговаривая так, мчались в блеске солнца и соленых брызг, Высоцкий, помолчав, сказал:
— Слушал я вас и все понимаю… Но если быть до конца откровенным, то я уже перестал верить в Польшу…
— Так что же вам тогда остается? — воскликнул яхтсмен и резким поворотом руля как бы подчеркнул свое несогласие.
При отъезде Высоцкий крепко пожал ему руку и припомнил инцидент в заливе:
— Вы спрашивали, что мне остается? Ну что же, разве что только умереть с честью… А что касается вас, если вы можете, продолжайте верить дальше… С такой верой можно еще жить, даже нужно жить!
В противоположность бодрым и здоровым знакомым это был мужчина хрупкого сложения, элегантный, образованный и чувствительный. Зачем ему понадобилось заезжать так далеко только ради того, чтобы «умереть с честью», Георгий никак не мог понять.
Высоцкий между тем говорил, что он преисполнен уважения к англичанам.
— Я восхищаюсь ими, — заявил он.
— А известно ли вам, что сказал один из англичан, Байрон? — спросил инженер.
— Что ж, он много чего говорил. Вы имеете в виду мысли о горечи в прощании Чайльд Гарольда?
— Нет, меня интересует кое-что прозаическое. Он сказал — хорошенько подумай, прежде чем начнешь кем-либо восхищаться, и не забывай при этом, что восхищение является одной из форм комплекса неполноценности…
Недели через две после отправки новой партии писем из Афин пришел ответ. Начальник консульского отдела оповещал инженера, что посольство обращается к «центральным властям», то есть к эмиграционному правительству, с запросом, может ли посольство разрешить индивидуальный отъезд добровольца во Францию. В конце посольство просило, чтобы доброволец этот до получения ответа не покидал Греции.
Наконец в середине мая 1940 года посол прислал упрямому просителю письмо с указанием явиться к генеральному консулу в Салониках «в целях регистрации, а также урегулирования вопроса об отношении к воинской службе». Как оказалось, консулу было поручено пока что официально утвердить Иванова на должности гражданского служащего при местном военном центре. Таким образом, даже сотрудничая с армией, Георгий все же продолжал оставаться лицом гражданским. Ему растолковали, что подобным образом он может принести больше пользы, а кроме того, ему было обещано засчитать службу такого вида при его зачислении в армию. Предвидя это, Иванов просил почти каждого высшего офицера, проезжающего Салоники, об именном призыве в формирующуюся в Сирии польскую бригаду. Офицеры обещали, прием, оказанный им в Салониках, хвалили, но повестки не присылали.
Так продолжалось вплоть до весны, когда Италия неожиданно выступила на стороне гитлеровской Германии, а на Данию с Норвегией, а потом на Бельгию с Голландией, под конец же и на Францию хлынула страшная танковая и авиационная волна. В конце июня 1940 года германскому нашествию противостояли только Британские острова, поддерживаемые странами Британской империи, и многочисленные, размещенные почти по всему свету английские базы. Пробраться в Англию, где укрылось польское эмиграционное правительство, было почти невозможно. Оставалось одно — вступить в Карпатскую бригаду, которая не дала разоружить себя во французской Сирии и пробилась в Палестину, под прикрытие англичан. Георгий Иванов опять выслал слезные прошения, его энергичная натура бунтовала против создавшегося положения, его мужская гордость была уязвлена…
Наконец произошло событие огромной важности, которое почти всех жителей спокойной до того Греции сразу же втянуло в страшный водоворот войны. В тот день Георгий впервые столкнулся с ядовитой рыбой дракеной. Раненая рука начала распухать. Направляясь к берегу, незадачливый рыбак почувствовал, что у него резко повысилась температура. Дома из-за этого, естественно, поднялся переполох, однако, пока ему заливали йодом ранку, Георгий вдруг заметил, что вовсе не он является главной причиной суматохи. «Что-то случилось», — подумал он. И только когда из города вернулся отчим, все разъяснилось.
— Ну как? Неужто правда? Иреку я еще ничего не говорила… — бросилась к нему пани Леонардия.
— Правда. На нас совершено предательское нападение! — выкрикнул Ламбрианидис. Видно было, что он просто кипит от негодования и едва владеет собой.
Тем временем радио начало передавать неприятную новость. 28 октября у берегов острова Тинос, где собрались сотни тысяч пилигримов, таинственная подводная лодка затопила судно «Хелли», на котором прибыли высокие политические лица. Граница с Албанией была уже в огне, того и гляди итальянские самолеты прилетят к порту и железнодорожному вокзалу в Салониках…