— Иванов, ответьте трибуналу. Если бы вам каким-то образом удалось вырваться на свободу, что бы вы стали делать?
— Продолжал бы борьбу, — коротко ответил Георгий.
— С винтовкой в руках или же опять с помощью всяких подлых диверсионных средств — так, как вы это делали до сих пор?
— Я старался бы нанести врагу как можно больший урон, — ответил обвиняемый и внезапно, припомнив что-то, улыбнулся, — в соответствии с формулой, которую столь часто слышал от немецких солдат.
— Какой формулой? — заинтересовался председатель.
— Krieg ist Krieg[7], — ответил обвиняемый. Адвокаты шепотом переводили друг другу на греческий язык поговорку, которой обычно гитлеровские солдаты оправдывали все свои грабежи и насилия.
Судебное заседание подходило к концу. После выступлений адвокатов судьи удалились на совещание. Адвокат Колимбас во время перерыва хотел выразить Иванову свое сочувствие. Однако Георгий сразу же прервал его — он попросил не терять времени и рассказать ему о политических и военных новостях.
— Есть у меня для вас известие, — прошептал адвокат. — 8-я британская армия генерала Монтгомери, которая 4 ноября прорвала немецкие позиции под Эль-Аламейном, 13 ноября взяла Тобрук. Африканский корпус бежит на запад. 7 ноября союзники высадились у Касабланки, Алжира и Орана… Фашисты попали между двух огней… Скоро в Африке не останется ни одного нациста…
— Скоро ни одного нациста не останется ни в Греции, ни в Польше! — сказал Георгий. — Они всюду попали между двух огней!
Началось зачтение приговоров. Георгий Иванов трехкратно был приговорен к смерти. К смертной казни присуждались также братья Янатос, Марианна Янату, оба морских офицера — Кондопулос и Малиопулос и, наконец, Папазоглу. Амфитрити была присуждена к 18 годам принудительных работ в «тысячелетнем рейхе».
Официальное обвинительное заключение гласило, что Георгий Иванов совершил четыре преступления, а именно — был повинен в шпионской деятельности, убийствах немецких и итальянских солдат и офицеров, хранил оружие и работал на радиопередатчике, сообщая противнику сведения разведывательного характера. Поэтому прокурор и добился для него трехкратного смертного приговора. Братья Янатос и Марианна были присуждены к смертной казни за оказание помощи преступнику, подданному вражеского государства. За это же был осужден на смерть и Папазоглу. Поручик греческого военно-морского флота Василиос Малиопулос получил два смертных приговора — за помощь преступнику и за хранение оружия. За оказание помощи был приговорен к смертной казни и капитан греческого военно-морского флота Иоаннис Кондопулос.
Собственно говоря, всю ответственность за совершенные диверсионные акты взял на себя Иванов; ни одному из остальных обвиняемых диверсии не были поставлены в вину. Зачитывая приговор, председатель подчеркнул, что он вынесен «именем немецкого народа». Звучало это юмористически: в оккупированной Греции произносился приговор от имени немецкого народа.
Приговоренных начали выводить и усаживать в машины. На этот раз улицы были пусты — над Афинами уже царила ночь, а так называемый «полицейский час» вступал в силу с вечера.
Теперь начинался трагический период ожидания смертной казни. Надежд на смягчение приговора не было. Физически развитый и сильный духом, Георгий не мог примириться с судьбой, как это случилось с некоторыми из его товарищей. Пусть другие, если они не способны на борьбу, покорно станут перед винтовочными стволами, перепуганные и беспомощные. Георгий не мог согласиться с такой смертью.
— Мы еще увидим, — говорил он себе вполголоса.
Он знал, что сделает попытку бежать даже в момент казни. Приглядевшись внимательнее к стальным браслетам, Георгий обрадовался — ему удастся вновь выскользнуть из их объятий с помощью все того же приема, но пробовать этого он не хотел: стоило снять наручники, как все бы раскрылось. На всякий случай Георгий решил подпилить их в наименее заметных местах. Он не взялся за скрытую в расческе пилку, которой снабжали всех агентов в Каире, приберегая ее на крайний случай. Пока что, соблюдая все меры предосторожности, Георгий принялся тереть наручники о железные части нар.
— Хороша сталь! — уважительно сказал он по адресу своего тюремного ложа, когда увидел, что браслеты наручников становятся тоньше.
Возможность побега из самого здания тюрьмы выглядела довольно сомнительно хотя бы уже потому, что в камере не было окон. Попытка могла увенчаться успехом только где-то на пути к месту казни. Георгий напрягал память, пытаясь вспомнить дорогу, ведущую к стрельбищу Кесариани, где немцы обычно приводили в исполнение смертные приговоры. Он вспомнил, что на стрельбище в изобилии есть оливковые деревья и кипарисы, на окраинах — заросшие кустарником каменистые пустыри. Трудно сказать: остановят ли машину с осужденными перед Кесариани или сразу же въедут на стрельбище. Так или иначе, но, избавившись от наручников, придется либо долго бежать, либо перепрыгивать через стены и загородки. Как спортсмен, Георгий прекрасно знал, что, не сохрани он спортивной формы, вряд ли ему удастся такой пусть и кратковременный, но интенсивный марш-бросок.