Мощный заряд ужаса пронзил меня и затянул в бездну, пока не осталось ничего, кроме меня и черного потока криков. А потом, всего на долю секунды, я вспомнила имя: Кассандра. Я заставила себя прокручивать его в голове, постепенно собирая свое «я» из реки по частям. Я была агентом ФБР. Любила печенье «Орео» и хип-хоп, не отличала дорогое вино от дешевого – они нравились мне одинаково. Еще нравилось смотреть танцевальные клипы, и я запоем читала исторические романы о мускулистых шотландских лэрдах [12]. В старших классах вела дневник с вырезками о старых кинозвездах и хотела быть похожей на Одри Хепберн и Грейс Келли. Я была пикси – наполовину фейри. Меня трижды жалили пчелы, у меня аллергия на бананы. Я была профайлером. Моей первой любовью стал парень по прозвищу Блейз [13], который подводил глаза и играл на гитаре. Я была пиявкой страха. И подменышем.
Я пришла найти женщину, которая произвела меня на свет.
Где я? Неужели я каким-то образом оказалась внутри Камня? Пространство вокруг пульсировало жизнью, и Камень словно соединял меня с остальной частью города – и не только современного, но и древнего Лондона, со всеми слоями его истории. Я постигала столетия лондонского ужаса. И начала тонуть в гомоне бесплотных воплей.
– Мама! – пискнула я прямо в реку, но крики заглушили голос. Я искала ее, искала связь с женщиной, разлученной с дочерью. Искала ту, которая пережила такую потерю.
И в общем потоке я услышала слабый стон и почувствовала с ним что-то общее. Генетическую связь? Мы обе утратили что-то дорогое? Я знала лишь одно: нас что-то связывает. Я попыталась дотянуться до ее голоса, сказать, что хочу помочь, спросить, как вытащить ее оттуда. Но печальный испуганный крик не прекращался.
Я очнулась, лежа на сером ковре, тяжело дыша; по лицу текли слезы. Боль жгла руку в том месте, которым я разбила стекло. Я привстала взглянуть на рану, и меня затошнило от порезов на предплечье. Как минимум один из них был глубоким и сочился кровью. С трудом поднявшись, я сдернула с вешалки спортивную майку, чтобы остановить кровотечение, и взглянула на разбитое стекло: кровь капала с зазубренных осколков. Я больше не прикасалась к Камню, но голоса по-прежнему звучали у меня в голове. Крики измученных душ, и один из них пронзительнее остальных – тот, который связан со мной. Что с ней случилось? Я должна знать.
Доковыляв до блестящей металлической стойки с вешалками для одежды, я уставилась в отражение, подыскивая какое-нибудь безопасное место.
Глава 4
Я лежала в хостеле на кровати, отчаянно желая уснуть, но эхо в голове не давало мне покоя. Каждый раз, когда я забывалась на несколько минут, крики превращались в кошмары. В сознании всплыли образы – мужчины и женщины в белом стоят на берегу реки, их крики прорезают воздух. Прежняя Кассандра диагностировала бы у себя слуховые галлюцинации и психический срыв на фоне стресса. Но прежняя Кассандра не знала правды. Она ничего не знала о магии. После нескольких секунд забытья я вновь открывала глаза и плотнее куталась в одеяло.
Постепенно у меня сложилась теория насчет Камня. Он представлялся живым – пульсирующим связующим центром живого города. Не его сердцем, а участком мозга – сознательной сущностью. Лондонский Камень был подобен городской амигдале [14] – той древней части мозга, которая указывала, сражаться нам или бежать. И когда я постигла лондонский ужас, то каким-то образом повредила свой мозг. Как? Не знаю. Наверное, я прогуляла в магистратуре курс «Магические камни и их воздействие на мозг».
Провалявшись несколько часов в постели, я схватила мобильник и проверила время. Половина четвертого. Сколько я пробыла внутри Камня? Несколько минут? Часов? Мне казалось, что несколько дней.
Я откинула одеяло и встала с кровати. Голова шла кругом. Как долго я не спала? Слишком долго.
Пусть я не знала, что Камень сделал с моим мозгом, но знала, что делает бессонница. Таламус – центральная станция мозга, передающая информацию – перегорит. Все функции префронтальной коры – управление эмоциями, способность к планированию, восприятие реальности – полетят к чертям. Мозг начнет питаться собственными нейронами и синаптическими связями, и эмоции полностью возьмут надо мной верх.
В общем, нужно поспать, иначе я быстро скачусь в безумие. Заморгав, я потянулась за курткой. Мне явно требуется побольше алкоголя, чтобы успокоить гребаные вопли в голове. Ровно столько, чтобы вырубиться.